Совок-14 - Вадим Агарев
— О чем? — колыхнув полной телесного богатства запазухой, резко повернулась ко мне роковая прелестница, — Давай, говори, следователь, о чем мне нужно задуматься?
— Ну, хотя бы о том, что этот самый Иоску думает о тебе самой, Роза! Вернее, не что, а как он о тебе думает! — стараясь смотреть на дорогу, а не в глубокое декольте пассажирки, ответил я. — Ну ты посуди сама, если бы он хорошо о тебе думал, то вряд ли среди ваших про тебя сплетни распускал бы! И не хвалился бы он, что пользует тебя всяко-разно, и когда только захочет!
Видимо, я задел за что-то больное и воспалённое. Собственно, как и умышлял. И без того выразительные глаза цыганки заискрились дикой ненавистью и я даже начал опасаться, что она сейчас вцепится в мою прическу. Или, того хуже, в моё процессуальное и с недавних пор орденоносное лицо.
— Э, подруга, а на меня-то ты чего злишься? Это же не я по табору языком мету и близкими отношениями с тобой хвастаюсь! — поспешил я, если не разрядить напряженность, то хотя бы перевести от себя стрелки, — У нас же с тобой ничего не было? — заглянул я в сердитое, но от того не менее прекрасное лицо вселенской грешницы, — Или было? Погоди, может, я чего-то не помню, Роза? Неужели было⁈
Глаза цыганки полезли из орбит и стали всё больше, и больше напоминать рачьи. В момент погружения этих членистоногих в крутой кипяток, щедро сдобренный укропом и солью.
— Вот-вот, вижу, что и ты тоже до конца не уверена! — не очень искренно посочувствовал я внезапно выпавшей из реальности пассажирке, — Ты, главное, не торопись с ответом, Роза, и хорошенько подумай! Мне и самому уже интересно, как оно у нас с тобой было! Так что ты вспоминай и вспоминай, как следует!
На мою следачью удачу, девка и впрямь оказалась неглупой. Поначалу набрав в себя воздуха для решительной и, возможно, нецензурной отповеди, она на секунду задумалась. Но вдруг по-девчоночьи прыснула, а затем и вовсе захохотала. Звонко и заливисто. А по тому, как чисто и переливисто она смеётся, я с удовлетворением понял, что она ко всему прочему еще, и не курит. В отличие от подавляющего большинства цыганок.
— Вот скажи ты мне, Роза, почему всю жизнь надо мной красивые девки смеются? — дождавшись, когда цыганка успокоится, с серьёзным видом продолжил интересоваться я, — Сама же недавно говорила, что всех тебе жалко и сама же надо мной насмехаешься! Не стыдно тебе? Или я, по-твоему, дурак, которому жалость красивых девок только во вред?
Жгучая брюнетка снова растянула свои чувственные губы, но теперь её улыбка лучилась снисходительным самодовольством красивой самки. Не только знающей себе цену, но и прекрасно осознающей, что никто из окружающих эту высокую цену оспаривать не собирается. В силу её обоснованной очевидности. Мой солдатский комплимент, замаскированный простеньким юмором, был ею понят и принят. Вот теперь уже с этой женщиной можно было конструктивно обсуждать рабочие моменты оперативно-следственного эксперимента. И даже идти в разведку.
— Ты не забудь на «шоколадку» за операми заехать! — прорезался с заднего сиденья проснувшийся от хохота цыганки Станислав. В эту минуту мы как раз въехали в Кировский район. — Одни мы с тобой с этим шмоном точно, замудохаемся! И моих понятых тоже надо будет от Кировского подхватить, они там нас ждут! В посёлке никто из местных понятыми на обыск не пойдёт.
Пререкаться с мудрым старлеем было глупо, ибо в речах его сквозила неоспоримая сермяжная правда. Никто из местных в посёлке не решится выступить на стороне следствия и в цыганский дом на обыск не сунется. Побоятся репрессивных последствий со стороны табора. И опера-«колбасники» при проведении обыска тоже лишними не будут. Я и сам хотел их использовать на шмоне. Хорошо еще, что сумку с вещдоками мы еще вчера загрузили в багажник и в Октябрьский нам за ними заезжать не придётся.
— Нет, дружище, сначала мы нашу красавицу на углу Краснопресненской высадим, а уже потом на «шоколадку» и в Кировский поедем! — не желая рисковать и палить раньше времени Розу, слегка переиначил я план Стаса, — Не нужно, чтобы кировские «колбасники» видели девушку в нашем обществе! Пока не нужно…
Стас промолчал, а я не удержавшись от взгляда направо, заметил, что цыганка после моих слов почему-то улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды. Та, как я теперь подозреваю, скорее всего тоже была цыганкой. А потом я вдруг с ужасом ощутил, как уже рука сидящей рядом Мессалины огладила моё колено и даже то место, что находится чуть выше.
По тому, как резко поперхнулся и закашлялся сидящий сзади Гриненко, я понял, что неподобающие манипуляции Розы незамеченными для него не остались.
Остаток пути мы преодолевали в тягостном молчании. Мы, это я и Стас. А негодница Роза по-прежнему продолжала улыбаться одной ей ведомым мыслям.
Остановившись перед Краснопресненской, то есть, за квартал до домов Радченко и Романенко, я полез в бардачок за припасённой газетой. Ссыпав в свёрнутый кулёк патроны, я протянул его девушке.
— Всё равно, куда ты это положишь, лишь бы в течение двух часов на это добро никто не наткнулся! — уже в десятый раз повторил я своей и теперь уже полноценной, агентессе, — Сени, прихожая или зал с кухней. Прячь, где угодно! И долго там не задерживайся! Ты уже придумала, что скажешь? Зачем пришла к ним? — встретился я взглядом с угольными зрачками разведчицы-диверсантки.
— Ты не волнуйся, следователь, я знаю, что надо сказать! — насмешливо успокоила меня коварная Роза, — Но ты в мой дом потом сам не заходи, я придумаю, как тебе сказать, куда я это положила! — указала она глазами на газетный комок, который сжимала в руке. — Всё, следователь, пошла я!
Цыганка выпорхнула из салона и лёгкой походкой стала удаляться от машины. А мы со старшим лейтенантом так и смотрели ей в след, не в силах оторвать глаз от её изящной фигуры, и от без всякого ветра развевающихся юбок.
— Вот же чертовка! — первым пришел в сознание Гриненко, — А скажи мне, Серёга, чего это вы с
