Санька-умник - Сергей Анатольевич Куковякин
Поэтому, я хватался за любую работу, постоянно на триста шестьдесят градусов головой вертел в поисках даже самого малого заработка.
Из ребят подобных мне, учеников фельдшерской школы, как-то сама собой создалась у нас бригада. Мы разгружали вагоны, пилили дрова в частных домах, сбрасывали снег с крыш…
В свою комнатку на Дерендяева я часто возвращался уже затемно со слипающимися глазами, а нужно было ещё и на завтрашний день к занятиям подготовится. Отстающим в фельдшерской школе я не был, но в круглые отличники выбиться у меня не было никакой возможности.
Всё, кончилась у кота масленица, не будет у меня в сороковом году стипендии…
Надо сказать, учили нас в фельдшерской школе на совесть.
Дубровин преподавал у нас терапию. Он был всегда спокойным, выдержанным, последовательно и четко рассказывал определенную тему, был увлечен своим рассказом, приводил много примеров из своей практики. На его занятиях создавалось впечатление, что он мало внимания обращает на аудиторию, но присутствующие всегда слушали его очень внимательно. На практических занятиях Дубровин требовал четкости в ответах, особенно — после обследования больного. Он не признавал выслушивания пациента фонендоскопом, сам, при этом, пользовался только деревянным стетоскопом. В случае, если в чем-то сомневался, прикладывал свое ухо к телу и долго выслушивал больного. Как-то, через много лет, я встретил своего однокурсника, и он рассказал мне, что во время войны Дубровин продолжал работать на своем месте, преподавал. Но, так же, как и раньше большую часть времени проводил в больнице. У него был уже солидный возраст и значительные перегрузки, переживания военного времени, недостаточное питание, отражались на его здоровье. Якобы, были случаи, когда во время обхода, прослушивая больных, доктор засыпал на груди больного. Тогда сестры, чтобы не будить его и дать хотя бы недолго отдохнуть уважаемому доктору, перекладывали его голову на подушку рядом с больным, он, немного отдохнув, продолжал свой обход. Правда это или нет, сказать трудно. Пусть это будет даже частичной правдой, но я хочу сказать, что этот человек был бесконечно предан своему делу, своим пациентам.
Военно-санитарное дело в фельдшерской школе вел Хлыбов. Нам было очень интересно слушать бывалого участника гражданской войны, военврача второго ранга о том, какие трудности могут встретиться при оказании медицинской помощи на фронте. Я ловил каждое слово этого преподавателя, так как знал, что вскоре эти знания мне могут пригодятся.
Лутошкин был преподавателем биологии. Он требовал от нас, чтобы мы больше работали самостоятельно. На занятиях всегда проводил опрос по пройденному материалу. Внимательно выслушивал отвечавшего, в чем-то поддакивал, а в заключении говорил: «Садись, два». Это означало, что тема не раскрыта. Нам казалось, что, произнося своим громовым голосом слова «садись, два», он как бы получал от этого удовольствие, но это только казалось. На самом деле, он всем своим видом показывал, что сожалеет о том, что мы не увидели главное, изюминку в изучаемой теме. А его улыбка, как бы подбадривала нас, что не все потеряно, что мы еще молоды и всему научимся, если будем прилагать усилия и старания в учебе. Обладатель уникального баса, Лутошкин участвовал в студенческой самодеятельности, пел в хоре. Он стеснялся стоять среди своих учеников во время выступления, потому, что его могучая фигура нависала над всеми нами, поэтому брал стул и садился за спинами поющих, во время выступления был слышен лишь его могучий голос.
Скаленкова ученики нашей школы между собой называли «земский доктор». На занятия он всегда приходил с огрызком красного карандаша. Для чего ему нужен был этот карандаш, мы не знали, им он никогда не пользовался. Может это был его талисман? Урок всегда вел стоя. Тему раскрывал красочно. Создавалось впечатление, что ты не на уроке по скучному предмету инфекционные болезни, а в театре слушаешь увлекательный монолог артиста.
Про этих, и других, преподавателей я могу рассказывать бесконечно. Каждый из них давал нам не только знания, но и частичку своей души.
Глава 19
Глава 19 Война!
Во время учёбы в Кирове в Пугач я выбирался редко.
Ну, во первых — далеко. Почему, далеко? В километрах-то не так много и выходит. А потому, что каждый этот километр нужно было ножками протопать. Транспорт же никакой из Кирова в Пугач не ходил. Если повезет, дорогой подсядешь на телегу к кому-то и часть этих самых километров проедешь.
Во вторых… Очень уж короткой эта побывка в деревне получалась. Дойдёшь, в бане-землянке помоешься, немного отдохнёшь и надо уже обратно двигаться. Мать Саньки узелок соберёт… Дать ей мне много и нечего. Несколько вареных картофелин, краюха хлеба — вот и всё. Один раз она мне тайком от отца чуть-чуть денежек сунула, где только и взяла их?
В третьих. В Пугаче — дом Саньки, его семья. Мой же дом и семья не здесь. Сюда я «попал». Пусть давно, но… «попал». Этим всё сказано.
В июне сорок первого я был в Пугаче. Занятия в фельдшерско-акушерской школе на этот учебный год закончились, впереди были только экзамены, вот я к ним и готовился.
Утром двадцать второго июня первой мыслью у меня было — сегодня война начнется. Вернее, уже началась, а здесь об этом ещё не знают.
День был воскресный, но это — имело значение в городе. У колхозником летом выходных дней не бывает. Пугач жил заботами о сенокосе, выпасе скота, огороды тоже скучать не давали.
Взяв учебники, я ушел подальше в луга, где мне никто не мог помешать готовиться к экзаменам. Да, какой там… Учеба на ум не шла. В голове только одни мысли про войну и вертелись.
Зачем я из Кирова сюда пришел? А, в самом Пугаче, подальше от деревни словно бы спрятался? Вполне мог бы я и в Кирове к экзаменам готовиться…
Мог. Но, вот в Санькину деревню пришел.
Сейчас меня даже немного потрясывало. Утром я почти не поел. Так, только кваса выпил и всё.
Судя по солнцу, время уже далеко перевалило за полдень. Ну, всё ещё в деревне про войну не знают? Нет, похоже, пришла уже весть!
По лугу ко мне бежала младшая сестра Фаина и махала руками. Перед тем, как сюда уйти, я ей сказал где буду.
— Война! Война! Санька, война! Германия напала! Война!
Знаю уже…
Давно.
Давным-давно.
В Пугаче и всей Кировской области — самый первый. Ну, если здесь кроме меня больше никаких других попаданцев нет…
— Война, Санька! Пошли домой! Война!
Фаина всё это выкрикнула и
