Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая - Алексей Хренов
Они с Кузьмичом умудрились «прихватизировать» одного заводского техника по имени Иван Петрович и совершенно левым образом завербовали в свою команду стрелка — мелкого, но очень шустрого тувинца Василей Али-бабай оглу из экипажа «Старого большевика» — который оказался вполне себе мастером на все руки.
Теперь команда из четырёх человек, с помощью местных техников, трудилась почти круглосуточно, собирая летающий аппарат из этого хаотичного набора «Лего», как поржал Лёха. С каждым часом они становились ближе к своей цели — превратить груду деталей в полноценный боевой самолёт, готовый к вылету.
Прибывший с самолетами на «Старом Большевике» начальник технической службы Алексеев с заводской бригадой носился по аэродрому в качестве «скорой помощи», стараясь успеть всюду и помочь в сборке машин.
Лёха и здесь не изменил своим принципам, оказалось, что благодаря стараниям его и Кузьмича с «Протеза» и других самолётов было заначено значительное количество полезных «ништяков». Это включало в себя различное оборудование, которое они умудрились припрятать и теперь использовать для доработки СБ.
Собрав остов своего аэроплана, Лёха занялся внутренней связью на борту.
Когда Лёха впервые увидел, как просто советские инженеры решили проблему связи между командиром и штурманом, он чуть не выпал в осадок. Оказалось, что между ними на самолёте была установлена сплошная перегородка с маленьким окошком в ней и переговорная труба с раструбами — почти такая же, как на его первом У-2. Но и это ещё не всё. Для наведения на цель использовалась система лампочек: правая и левая. Штурман мог передавать команды пилоту, нажимая на различные сочетания кнопок, чтобы зажигать нужные лампы.
Лёха был ошеломлён этой «технологической» находкой. «Лампочки и трубка в 1936 году, серьёзно?» — думал он, недоумевая, как такие решения могли считаться нормой на скоростном бомбардировщике.
Но вишенкой на торте оказалась — пневмопочта! Советские инженеры оснастили самолёт пневмопочтой! Штурман писал записочку, вкладывал в пенал и дав давление от двигателей выдувал ее лётчику или стрелку!
— Лёша! А ты знаешь, как этим пользоваться? — спросил смущенный Кузьмич.
— Кузьмич! Ты вот думаешь, почему испанцы так много фасоли сами трескают и нам пихают? Потому — Пневмопочта! — с совершенно серьёзным лицом Лёха тролил наивного Кузьмича, — перед полётом как следует съел на завтрак фасоли и бобов, а потом поднатужился и бах! Отправил посылку!
— Балаболка ты! И язык без костей! — Кузьмич осуждающе посмотрел на Лёху.
Глава 25
Торжественный салют
09 октября 1936. Кабинет Начморси, Народный комиссариат обороны.
Начальник Военно-морских сил РККА Владимир Митрофанович Орлов сидел и с огромным удовольствием разглядывал в лупу присланные с курьером фотографии от Кузнецова из Испании. Их было не много, всего три штуки, снятые из кабины самолёта явно любительским фотоаппаратом, что только поднимало остроту восприятия картинки и подогревало к ним интерес. В общем то все три фотографии были достойны первой полосы газеты «Правда».
На первом фото полыхали стоящие в ряд пёстрые самолёты, окутанные густыми столбами чёрного дыма, который заволакивал небо, превращая его в одно сплошное облако хаоса. Пламя жадно пожирало машины, освещая мрачную сцену войны, где смерть казалась осязаемой. Летательные аппараты, некогда символы силы и господства, теперь превратились в беспомощные горящие обломки, разбросанные по тёмному полю.
Второе фото был более панорамным. На земле лежали обломки нескольких самолётов с итальянскими опознавательными знаками, их искорёженные корпуса и сломанные крылья стали немыми свидетелями точности удара советского лётчика. Повсюду валялись изувеченные остовы и остатки корпусов с чёрными «иксами» на белом фоне на рулях направления и боевыми номерами на фюзеляжах, что напоминало о былой мощи этих машин. Дым едва заметно застилал горизонт, усиливая мрачность сцены, а редкие бегущие фигуры на заднем плане лишь подчеркивали охватившую аэродром панику.
Но больше всего Орлову нравился третий снимок.
На нём виден всего один трёхмоторный пятнистый бомбардировщик. Зато как он горел!
Среди выжженной степи, под клубившимся столбом жирного чёрного дыма, лежал искорёженный итальянский самолёт с явными следами взрыва. На месте кабины полыхал яркий факел, в небо рвались огненные ветви, фюзеляж был искорёжен, а от крыльев остались лишь фрагменты. Чёрный дым поднимался в небо огромным столбом, заполняя горизонт фотографии и создавая зловещую атмосферу трагедии. На руле направления самолёта была видена черная буква Х на белом фоне, подчёркивавший принадлежность разбитой машины к мятежникам. Позади, в дымке, вырисовывалась бегущая группа солдат. Выжженная трава, окружавшая место падения, усиливала ощущение степени разрушения.
Владимир Митрофанович прям лучился довольством, как мартовский кот отодравший всех кошек на районе, да ещё и стянувший ведро сметаны. Он представил, как доложит об успешном налёте лётчиков его морской авиации на аэродром мятежников на Майорке. Сталин, любящий дерзкие действия и очень эмоционально воспринимающий храбрость и самоотверженность, должен был отреагировать на эти шикарные фотографии в нужном для Начморси ключе и поддержать идею выделения флота в отдельный наркомат.
Он представил себе вытянувшееся лицо Ворошилова и улыбнулся, затем поднял трубку, вызывая секретаря. Нужно было подготовиться и использовать попавшие в его руки средства максимальным образом.
16 октября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.
Процесс превращения самолётного конструктора «сделай сам» в боевой летательный аппарат вышел на финишную прямую.
Лёха даже установил самодельную систему связи на основе снятого с Протеза переговорного устройства, которой в советском бомбардировщике не было по умолчанию. Справившись с кучей проблем и порядочно повозившись, ему удалось добиться почти идеальной слышимости в шлемофонах.
«Всё таки высшее техническое образование двадцать первого века это мощь!» — Лёха был горд собой.
* * *
Придя на третье утро аврала на аэродром, Лёха увидел нездоровую движуху около своего собранного и почти готового к полётам самолета. Невысокий полненький человечек стоял на приставленной к борту стремянке и принимал подаваемый из кабины ящичек, в то время как внутри раздавалось сопению и стуки, кто-то явно что-то откручивал.
— А кто вы такие и что вы делаете у моего самолета, — спокойно спросил Лёха, задавив в себе эмоции.
Человечек на стремянке обернулся и с хамоватой улыбкой ответил:
— Приказано снять у тебя связь.
— Простите, а кем приказано? Я вчера говорил с командиром, никаких вопросов не возникало, — Лёха был откровенно удивлён таким беспределом…
Несколько дней назад он познакомился с Иваном Иосифовичем Проскуровым, назначенным командовать их микро-частью советской авиации в Испании. Лёхе он показался грамотным лётчиком и главное, очень вменяемым командиром. Правда кроме Лёхиного борта, больше самолетов для флота пока выделить не смогли, и по согласованию со Смушкевичем, Иван
