Разорванное небо - Максимилиан Борисович Жирнов
Когда непрозрачную пелену словно сдуло ветром, и чахлая растительность пустыни замелькала подо мной, я увидел, что выскочил по другую сторону разлома. Сзади остался горный кряж и ущелье, из которого, клубясь, выползало зловещее серое облако. Смертельные же спецэффекты у Фикса.
«Гольфстрим» исчез. Лишь через несколько секунд в синеве неба блеснула белая черточка. За ней потянулся конденсационный след. Режиссеру нужен общий план? Но времени удивляться нет: сейчас главное – боевая задача!
Я снял пушки с предохранителя, пошарил глазами по земле и увидел на серой ленте дороги три букашки: мои мишени. Сейчас я их расстреляю…
И вдруг в наушниках раздался металлический, лишенный интонаций голос полковника Келли:
– «Волкодав»! Аннигилировать «Орлана»! Немедленно! Курс цели – один-семь-пять, эшелон – три-ноль-ноль! Это приказ!
Загрохотал форсаж. «Гольфстрим» без проблем забирается на тринадцать километров – почти потолок для моей машины. Но все же «Супер Сейбр» сверхзвуковой истребитель, пусть он и отстает на несколько поколений от современных машин. Я быстро набрал высоту. Небо потемнело, горизонт подернулся белесой дымкой.
Наконец, бизнес-джет начал понемногу расти в прицеле. Его беззащитный силуэт заполнил собой сетку. Я отчетливо видел высокий белый хвост, серебристые сопла двигателей, тонкое, как лист бумаги, крыло. Все, теперь враг никуда не денется: на такой высоте, в разреженном воздухе, любой резкий маневр сорвет машину в штопор. Как только я нажму на гашетку, двадцатимиллиметровые снаряды разорвут обшивку, разворотят хвост и двигатели, круша тонкие механизмы и магистрали.
Последнее уточнение, можно стрелять…
Но прежде, чем я открыл огонь, изношенное сердце ветерана Вьетнамской войны не выдержало. Сзади оглушительно грохнуло, и самолет затрясло, будто лошади понесли телегу по булыжной мостовой. Вспыхнули аварийные лампы. Скорость быстро упала, и «Гольфстрим» вновь превратился в украшенную белым шлейфом черточку.
Я немедленно выключил двигатель и щелкнул переключателем «раты» – аварийной турбины. За кабиной пилота в поток выскочил маленький воздухозаборник. Есть электричество и управление. Двигатель умолк, тишину в кабине нарушало только мелодичное пение гироскопов.
– Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй! «Волкодав», отказ двигателя! – закричал я в микрофон, выставив на ответчике аварийный код.
– Дотянете до базы? – невозмутимо спросил диспетчер.
Я быстро прикинул: с такой высоты я пролечу не больше пятидесяти миль. Посмотрел на желто-полосатую ручку катапульты и вспомнил напутствие старого механика.
– Нет. У меня единственный шанс – скоростное шоссе!
– Понял, «Волкодав»! Удачи! Спасательная команда в пути. Мы ведем вас по радару!
Самолет быстро снижался. Прямо передо мной красно-бурую пустыню резала прямая, как ствол винтовки, черта автострады. Справа от нее под лучами полуденного солнца поблескивала линия железной дороги. К великому счастью, на дороге не было ни одного автомобиля.
Я потянул ручку аварийного выпуска шасси. Вспыхнули зеленые лампы, в стойках загудел воздух. Скорость упала. Вдали показалась светлая точка. Но теперь ничего сделать нельзя. От судьбы не уйдешь.
Я выровнял самолет и помчался в метре над шоссе. Колеса робко сближались с асфальтом: при всем уважении к дорожникам, вряд ли они рассчитывали полотно на скорость сто семьдесят узлов. Наконец, машина вздрогнула и помчалась по автостраде. Я дернул ручку тормозного парашюта и вдавил в пол педали. Меня швырнуло вперед. Ремни натянулись. Надеюсь, они выдержат, и я не разобью свое лицо о приборную доску!
Светлая точка превратилась в автомобиль. Он недвижимо стоит на дороге. Водитель уснул, что ли? Или не видит мчащуюся на него серебристую смерть? Успею я остановиться или нет?
Стрелка указателя скорости склонилась к нулю. Самолет качнулся и застыл в метре от беспомощного лупоглазого кабриолета. Накрашенная блондинка вцепилась в руль и словно окаменела, с ужасом глядя на неподвижную металлическую птицу. Я открыл фонарь, сорвал перчатки, шлем, кислородную маску и спрыгнул на землю.
– Мисс, вам помочь?
Девица только покачала головой. Наверное, я похож на чудовище Франкенштейна. Я глянул в автомобильное зеркало: вампир вампиром. По-другому и не скажешь. Подбородок залит кровью из прокушенной губы, от старой кислородной маски остались темные разводы на щеках. Внезапно я ляпнул:
– Вьетконг далеко?
– Так вы из прошлого? – «догадалась» девушка. – Вы ранены, сейчас помогу! Стойте спокойно. Я – медсестра.
Она быстро достала аптечку, ощупала меня и обработала ранки на губах. Я зашипел от боли.
– Вроде больше ничего, – сказала моя спасительница. – А вы знаете, какой сейчас год?
– Тысяча девятьсот шестьдесят пятый. Февраль, – подыграл я.
– Операция «Огненный дротик»?
– Да. Откуда вы знаете? Это государственная тайна!
Девушка вздохнула и достала из-под сиденья фотоаппарат.
– Вы перенеслись в будущее больше чем на полсотни лет. Можно я сфотографирую вас?
Я неосторожно согласился и встал возле сверкающего на солнце крыла. Щелкнул затвор.
– И все-таки, какой сейчас год? – спросил я.
Девушка назвала дату. Я не успел ничего ответить: вдали послышался вибрирующий гул. Он быстро нарастал и через минуту над нами промчались еще два вьетнамских ветерана: похожий на вытянутую коробку «Зеленый великан» и маленький «Хьюи». Обе винтокрылые машины развернулись и, окутанные клубами пыли, приземлились чуть в стороне от автострады. Я застыл, не в силах отвести взгляд от лопастей, замедлявших бесконечный бег. Наконец, винты замерли. Из вертолетов посыпались солдаты.
– Они тоже… из прошлого? – растерялась девушка.
– Вам лучше немедленно уехать. Иначе вас примут за вьетконговскую шпионку.
Я, махая руками, побежал к вертолетам. Командир, капитан лет сорока, остановился и поднял руку. Солдаты замерли.
– Дайте ей уехать! Не подходите близко! – я указал на кабриолет.
– Почему? – поднял брови капитан.
– Не хватало, чтобы она заметила современную форму!
Девушка развернулась, и, видимо, утопила педаль газа в пол. Через минуту машина превратилась в светлое пятно.
Я забрался в «Хьюи», захлопнул дверь и без сил плюхнулся на скамейку. Поднес руку к глазам и увидел, как дрожат пальцы. А я-то всегда считал, будто у меня железные нервы. Завизжала турбина, захлопал ротор…
Я завалился в гостиницу, разделся и плюхнулся в постель. Тишину нарушал лишь едва слышный гул кондиционера. В комнате стояла почти полная темнота, и сладкие тягучие волны тяжелой дремы обволакивали меня и уносили… понятия не имею, куда.
Наконец, я очнулся, накинул халат и, шаркая тапочками, вышел в холл. За стойкой сидел совсем другой администратор: полная женщина средних лет.
– Мистер Риппер! – просияла она. – Я уж думала, с вами что-то случилось. К вам приходил какой-то полковник. Не наш, я всех здесь знаю. Он строго-настрого приказал вас не трогать и просил позвонить, когда вы проснетесь.
– Валяйте, звоните, – разрешил я. – А куда исчезли все цветы?
– Какие цветы? – администратор застыла с трубкой.
– Ну, девушка здесь была? Симпатичная такая…
