Неизвестно - Открытие закрытия
Все остальные приготовленные нами слова постигла участь компио — их забраковали.
Выручил Мишка:
— Мы теперь часто употребляем термин «аббревиатура». Длинно! Надо сократить…Хорошо так— аббритэдэ!
Как Мишка до такого додумался?! Сократить то самое слово, которое эти самые сокращения обозначает. Высший класс! Так ей и надо, аббревиатуре!
Все высказались «за».
— Пойдем дальше,— сказал Мишка.— Раз мы сократили саму аббревиатуру, от остальных слов предлагаю оставить только первые буквы. Попробуем?
— Теперь всё можно,— сказал я.
— А если разные слова начинаются на одну букву? — усомнился Костик Соболев.
— Затруднение.— Мишка не отрицал Костикиных опасе¬ний— Преодолеем! Зато твой вопрос,— обратился он к Кости¬ку )— с которого всё начиналось, знаешь какой короткий бу¬дет?.. Ка че? — Мишка задрал штанину, взглянул на цифер¬блат своей «Ракеты» и сам же ответил.— Бэ пэ дэ!
— Без пяти двенадцать,— перевел я. .
— А эм бэ дэ? — прищурился Костик.
—— А может быть, десять? — Я сообразил, что Костик про¬должает свою линию: и десять и двенадцать начинаются с одной и той же буквы, так что основания еще немного посомневаться у него были.
— Дэ дэ пэ,— обозлилась Ната,— пэ пэ! Я расшифровал Натину фразу:
— Десять давно прошло. Перестань придираться! Вовка Трушин тоже расшифровал, правда несколько иначе:
— Даже дурак поймет — прекрасное предложение!
Мы сравнили два толкования и чуть было не стали в тупик, но Мишка сказал, что разница тут чисто внешняя, а суть того и другого перевода одинакова — в них выражено осуждение Костика, за то что он неправильно относится ко всему ново¬му и передовому.
Овладеть техникой придуманной Мишкой речи оказалось нелегко. Первые дни мы путались и сбивались. Потом посте¬пенно стали привыкать к тому, что понимали друг друга толь¬ко наполовину, а иногда на одну четверть или на одну ше¬стнадцатую, или еще меньше. Разговаривали мы между собой с каждым днем реже и реже: смысла в этом почти никакого не было — сказанного не разгадаешь, а нервы испортишь. Я стал подумывать, что, если так пойдет, мы в конце концов превратимся в бессловесные существа, пополним собой флору любимой нами средней полосы, станем деревьями, травой или цветущими кустарниками.
В кино мы ходить перестали. Договориться какой и где фильм смотреть не было возможности. Обсудить новую книгу не брался и сам Мишка. Всё это начинало отрицательно ска¬зываться на нашем культурном уровне. Если один звал друго¬го на каток: «Пэ эн ка!» — тот, другой, уяснял обращение в лучшем случае на третий или на четвертый день, не раньше. Так что наше физическое развитие тоже затормозилось.
Мы бы, может, и прекратили экономное общение, но Миш¬ка всех убеждал, что борьба нового со старым бывает долгой
и мучительной, и надо уметь мучиться и ждать. Мы ждали. И вот как-то однажды Семен Семенович, придя в класс, увидел, что доска грязная.
— Староста! — Семен Семенович показал на исчерченную мелом доску и углубился в изучение наших отметок в класс¬ном журнале.
Ната Жучкова, староста, забыв о присутствии Семена Се¬меновича, встала и спросила, обращаясь к классу:
— Ка дэ?
— Дэ я,— ответил Вовка Трушин и поплелся тереть тряп¬кой доску.
— На каком языке говорили? — Семен Семенович знал шесть языков, а тут услышал что-то для себя новое.
— Минимум слов — максимум информации! — отрапорто¬вал Мишка и объяснил Семену Семеновичу принципы эконом¬ного общения.
— Интересно,— сказал Семен Семенович,
— Перспективное дело,— заметил Мишка.
— Перспективное,— согласился Семен Семенович.— На объяснение материала я отводил двадцать пять минут, теперь уложусь за три. Как считаете?
— Вполне,— сказал Мишка.— Даже много…
— Остальное на опрос,— подвел итог Семен Семенович.
Перспективное дело оборачивалось полной бесперспектив¬ностью. Замучив нас, как никогда, долгим опросом, за три ми¬нуты до звонка Семен Семенович принялся объяснять новый урок.
— В дэ эр о вэ о эн тэ че я эр бэ тэ…
Семен Семенович не перечислял буквы алфавита монотон¬но и без выражения. Нет, он произносил их то хмуря, то под¬нимая брови, повышал и понижал голос, чему-то улыбался, декламировал буквы нараспев. Это, наверное, было всё очень интересно, только никто ничего не понимал.
— …э эл и эс эн зэ эл,— и так до конца.
Завершив рассказ, Семен Семенович выразил надежду, что его урок мы усвоим как следует, будем помнить хорошо и долго.
— Спрошу! — уходя сказал Семен Семенович.
Через два дня, еще за час до истории, мы начали дрожать, как отбойные молотки. Звонок прозвенел. Семен Семенович вошел в класс, сел на свое место и открыл журнал. Мы при¬гнулись, будто из журнала на нас может вылететь град пуль. И тут в наступившей зловещей тишине все услышали испу¬ганный шепот Костика Соболева:
— Послушай, Сазонов! Будь любезен, если не трудно, ска¬жи, пожалуйста, который теперь может быть час? Сколько осталось минут до конца урока?..
„ЗДРАВСТВУЙТЕ, ПАПА И МАМА!..”
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел нынешним летом в пионерском лагере. Расположен лагерь в европейской части СССР.
Точнее назвать место не могу — после военной игры мы научились хранить военные тайны.
К концу смены, когда авиамоделизм, лепка из пластилина, выжигание по дереву и трудные спортивные старты нами бы¬ли освоены, в лагере появились два офицера Советской Ар¬мии. У одного, высокого и стройного, на погонах светились четыре звездочки — капитан. У другого, крепкого и плечисто¬го, две — лейтенант.
Старшая пионервожатая Тоня собрала нас перед эстрадой и представила гостей.
Капитан подошел к микрофону, улыбнулся:
— Здравствуйте, ребята! Мы с лейтенантом Трофимовым приехали помочь вам провести военную игру. Об этом нас просила товарищ Тоня. Ну, как? Есть желание?
Мишка Сазонов поднял руку и капитан разрешил ему вы¬сказаться.
— Желание есть,— ответил Мишка,— и очень большое. Хотя все мы здесь за мир.
— И мы за мир,— вновь улыбнулся капитан.— Но чтобы мир сохранить, надо хорошо овладеть военным делом.
— С точки зрения стратегической,— подумав, сказал Мишка,— очень мудро.
Капитан внимательно посмотрел на Мишку.
— Ты, я вижу, разбираешься в вопросах стратегии.
— Частично и в вопросах тактики,— уверил капитана Мишка.
— Но не в вопросах такта, Сазонов,— прервала Мишку старшая пионервожатая Тоня.
Гости засмеялись. Засмеялись и мы. Разом, как по коман¬де. Чувствовалось, в нас начинает биться военная жилка.
— Назначаю тебя ПНШ-1,— красивым командирским го¬лосом отдал приказ капитан.
Мишка вытянулся по стойке «смирно».
— Слушаюсь!
— А что такое ПНШ-1 знаешь?
— С детства! П — пушка, Н — не, Ш — шумная. Модель номер один,—мгновенно отреагировал Мишка.— Грозный сов¬ременный вид оружия. Она убивает врагов, а те ничего не слышат.
Военные опять засмеялись. Мы тоже на всякий случай за¬смеялись, хотя были уверены, что свою бесшумную пушку Мишка изобрел сию минуту. Правда, такое изобретение могло быть сделано до Мишки и независимо от него. Похожие слу¬чаи известны истории техники. Но тогда капитан зря назначил Мишку бесшумной пушкой. Бесшумно он не может.
— Ну и фантазия! — сквозь смех сказал капитан.— Впро¬чем, это даже хорошо. Так вот, ПНШ-1 означает: первый по¬мощник начальника штаба.
— А кто начальник? — как ни в чем не бывало спросил Мишка.
— Лейтенант Трофимов. Командиром буду я. Действуем совместно с настоящим воинским подразделением, которым командует старший лейтенант Пирогов. Боевой приказ: скрыт¬но форсировать водный рубеж, соединиться с отрядом Пирогова у высоты «66», окружить и уничтожить вражеский де¬сант. Задача ясна?
— Пошли! — вскочил Вовка Трушин.
— Да нет, не пошли. Сначала научимся читать карту, ори¬ентироваться на местности, пользоваться компасом и многому другому. С девочками займется медсестра. Сформируем свой медсанбат.
— Десант не уйдет? Не натворит бед?
— Не уйдет,— усмехнулся капитан.
В лагере широко развернулась подготовка к боевой опе¬рации. Ребята с увлечением изучали военную науку. Даже в столовую ходили, предварительно сориентировавшись на ме¬стности по компасу и каким-нибудь неподвижным предметам. Чаже всего таким предметом был древний пес Шарик, кото¬рый никогда не отходил от своей будки и только помахивал хвостом. Выбор направления движения к столовой, до которой было рукой подать, отнимал уйму времени, и на обед мы ча¬сто опаздывали.
Девочки учились оказывать первую помощь при ранениях и травмах. Они увязывались за нами гурьбой в ожидании по¬резов, царапин и ссадин, чтобы тут же их залечить. Томке Булкиной показалось, что всегда скромный Сеня Пантюхин дышит слишком слабо, не так глубоко, как надо. Она предло¬жила сделать ему искусственное дыхание. Девчонки навали¬лись на Сеню, и, если бы мы его не отняли, он, наверное, вооб¬ще перестал бы дышать.
