Джек Вэнс - Мэдук
Наконец меня вызвали и представили королю, уже порядком нали- завшемуся. Он спросил, зачем я приехал. Я сказал, что хотел бы пого- ворить с ним наедине, так как должен передать ему конфиденциальное послание, доверенное мне вашим величеством. Размахивая огромной обглоданной костью, Дартвег заявил, что не видит причин «разводить шуры-муры», как он выразился, и что я должен говорить прямо и че- стно, как принято среди бравых кельтов. Дартвег заявил также, что тайные сговоры и закулисные сделки бесполезны, и что в любом слу- чае в цели моего визита не было никакого секрета, потому что всем было известно, зачем я приехал, не хуже, чем мне самому. Более того, он заверил меня, что может дать мне ответ, даже не упоминая о пору- ченной мне задаче, и поинтересовался, не устроит ли меня такая мане- ра ведения переговоров. Он считал, что это вполне приемлемо, так как позволяло сократить затраты времени на болтовню и оставляло боль- ше времени на выпивку.
Я пытался сохранить достоинство в той мере, в какой это было возможно в сложившихся обстоятельствах, и указал на то, что цере- мониальный протокол вынуждал меня настаивать на частной аудиен- ции. Дартвег вручил мне полный рог медовухи и приказал осушить его залпом, что мне удалось сделать, тем самым заслужив благорасполо- жение короля кельтов, позволившего мне прошептать ваше послание ему на ухо.
В конечном счете, мне удалось поговорить с королем Дартвегом три раза. Каждый раз он стремился наполнить мой желудок крепкой медовухой, явно надеясь на то, что я начну делать глупости, плясать и разбалтывать секреты. Само собой, эти уловки оказались безуспеш- ными, и в конце концов Дартвег составил обо мне мнение как о субъ- екте, одинаково скучном как в трезвом, так и в пьяном виде, что его раздражало. Во время нашей последней встречи он изложил, в тоне скандального трактирщика, устраивающего головомойку провинив- шемуся мальчишке, свои непоколебимые стратегические принципы. В сущности, он желает заполучить плоды победы, ничем не рискуя. Он будет рад встать на нашу сторону, как только мы продемонстрируем безусловное преобладание над врагами».
«Невозможно отрицать, что это осторожная политика, — заметил Казмир. — Выигрывать, ничего не теряя, очень выгодно».
«Дартвег признал, что его позиция именно такова, и сказал, что такая стратегия будет способствовать его здоровью и долголетию, так как никакая другая программа не позволяет ему спокойно спать по ночам.
Я упомянул о необходимости определенных обязательств; он только махнул рукой и сказал, что вам не следует беспокоиться на этот счет. Он утверждает, что ему будет известно, когда для него на- ступит время выступить, и что тогда он выступит со всей своей арми- ей».
Казмир хмыкнул: «Нас поучает бахвал, готовый встать на любую сторону, в зависимости от того, куда подует ветер! Что еще?»
«Из Дун-Кругра я отправился морем в Скаган, где мне пришлось преодолеть десятки препятствий, не приобретая ничего взамен. При- нятая среди ска манера вести переговоры не только непостижима и загадочна, она в высшей степени оскорбительна. Они не желают за- ключать какие-либо союзы и не нуждаются в них; все народы, кроме ска, вызывают у них решительное отвращение. Я изложил ваши дово- ды, но они отмели их, не говоря ни «да» ни «нет», как если бы весь этот вопрос был отъявленным бредом. Из Скагана, таким образом, я не привез никаких новостей».
Казмир поднялся на ноги и принялся расхаживать из угла в угол. Он сказал — скорее обращаясь к самому себе, нежели к сэру Балтаза- ру: «Мы можем положиться только на себя. Дартвег и его кельты в конечном счете сослужат нам службу, хотя бы из жадности. Помпе- роль и Блалок оцепенеют, парализованные страхом. Я надеялся устро- ить беспорядки — или даже мятеж — среди ульфов, но те поджали хвосты, как трусливые блеющие твари, толпящиеся в пастушеских загонах. Несмотря на то, что я затратил на него огромные суммы, Тор- кваль ничего не сделал. Он и его ведьма — в бегах; по ночам они за- нимаются мародерством на горных лугах, а днем прячутся. Крестьяне считают их призраками. Рано или поздно их поймают за шкирку и за- режут, как диких зверей. Никто о них сожалеть не будет».
2
Шимрод сидел в полудреме у себя в саду, в тени благородного лавра. В эту пору цветник отличался особым великолепием. Розовые алтеи стояли, как краснеющие девицы, вереницей вдоль фронтона усадьбы; всюду росли небольшими россыпями и пучками голубые шпорники, ромашки, ноготки, бурачки, вербена, желтофиоли и мно- жество прочих цветов.
Полузакрыв глаза, Шимрод позволял воображению бесконтрольно блуждать, открывая внутреннему взору сумасбродные идеи, мечты и фантастические пейзажи. Его заинтересовало одно соображение: если запахи могли быть представлены оттенками цветов, то запах травы не мог быть ничем иным, как цветом свежей зелени. Сходным образом, аромат розы неизбежно отображался бархатно-красным цветом, а за- пах валерианы — лилово-лавандовым.
Шимрод представил себе дюжину других подобных эквивалентов и был удивлен тем, как часто и насколько точно цвета, ассоциативно связанные с запахами, соответствовали естественным и однозначным цветам объектов, испускавших эти запахи. Достопримечательное со- гласование! Могло ли оно объясняться простым совпадением? Даже острый запах маргариток казался идеально созвучным их строгому, непреклонному белому цвету!
Шимрод улыбнулся: такие соответствия могли существовать и между другими способами восприятия. «Мозг — чудесный инстру- мент! — думал Шимрод. — Будучи предоставлены самим себе, мысли нередко приходят к неожиданным выводам».
Шимрод следил за полетом жаворонка над лугом. Солнечный пей- заж внушал умиротворение. Пожалуй, он был даже слишком тихим, слишком безмятежным, слишком успокоительным. Глядя на него, ста- новилось легко поддаваться меланхолии, думая о том, как быстро уле- тучиваются дни. В Трильде не хватало праздничных звуков, веселых голосов.
Шимрод выпрямился в кресле: его ждала работа, и чем скорее она будет сделана, тем лучше. Он поднялся на ноги, бросил последний взгляд на луг Лалли и вернулся в лабораторию.
Столы, некогда заваленные всевозможными инструментами и ред- костями, уже в значительной степени освободились от бремени. Оста- вались в основном упрямые вещи — невразумительные и загадочные, отличавшиеся исключительно сложной структурой или даже наделен- ные свойством непостижимости их прежним владельцем, Тамурелло, любившим жутковатые трюки.
Одному из таких объектов, все еще нуждавшихся в изучении, Шимрод присвоил наименование «Луканор»,[16] в честь друидического бога первичных начал.
Магическое устройство или игрушка, «Луканор» состоял из семи прозрачных дисков, каждый шириной примерно в ладонь. Диски кати- лись по ободу круглой таблички из черного оникса, причем скорость движения каждого из них изменялась. Диски светились мягкими ра- дужными переливами, а иногда в них появлялись пульсирующие чер- ные пятна пустоты, по-видимому возникавшие и пропадавшие слу- чайно.
Диски эти вызывали у Шимрода недоумение. Судя по всему, они перемещались независимо — по мере обращения по краю таблички один диск мог обогнать другой, после чего его мог обогнать третий. Иногда пара дисков двигалась вместе — так, что один накладывался на другой, и на несколько мгновений их словно объединяло некое притяжение. Затем они расходились, и каждый снова катился само- стоятельно. Изредка третий диск догонял пару дисков, движущихся вместе, и на протяжении некоторого времени, заметно более продол- жительного, чем в случае совместного движения двух дисков, три диска совмещались и катились вместе. Пару раз Шимроду удалось наблюдать исключительно редкий случай, когда четыре диска совер- шали совместное обращение по ободу таблички, и в этом случае они не расходились долго, не меньше двадцати секунд.
Шимрод установил «Луканор» на столе так, чтобы на него падал свет из окна — чтобы движение поблескивающих радужных дисков как можно чаще отвлекало его от другой работы. Следовало ли рас- сматривать «Луканор» как игрушку, как сложный прибор, созданный для измерения какого-то параметра, или как аналог какого-то сущест- венного процесса? Существовала ли возможность временного взаим- ного притяжения пяти из семи дисков? Существовала ли вероятность того, что в какой-то момент шесть или все семь дисков могли соеди- ниться? Шимрод пытался рассчитать такую вероятность, но отсутст- вие очевидной закономерности изменения скоростей движения созда- вало непреодолимое препятствие. Несомненно, такие совпадения мог- ли иметь место, но они должны были быть исключительно редкими.
Временами, когда пара дисков катилась вместе, образующиеся на них черные пятна — или «дыры» — возникали одновременно; иногда эти пятна наползали одно на другое. В одном редчайшем случае, когда вместе катились три диска, черные пятна разрослись на каждом из этих дисков и, перед тем, как диски разошлись, эти черные пятна ус- пели частично совместиться. Наклонившись и прищурившись, Шим- род заглянул в совместившиеся «дыры», когда три диска катились прямо у него перед носом; к своему удивлению, он заметил нечто вро- пределения медовухи; кроме того, учет рогов позволял объяснить, почему одни боги уже валялись под столом, а другие все еще сохраняли вертикальное положе- ние. «Для тех, кто умеет применять новый метод, ответ очевиден! — заявил Лука- нор. — Пьяные боги употребляют больше медовухи, нежели трезвые. Здесь нет никакой тайны». Таким образом, Луканора ревностно почитали как изобретателя математики.
