Индиль - Ли Леви
Оставаясь в его покоях, в его объятиях, она предавалась мечтам, воспоминаниям и все думала и думала о нем – о Махталеоне. Вернется ли он? Она не знала. Но если вернется, то только для того, чтобы забрать то, что принадлежало лишь ему одному – ее – эту дикую розу, выращенную им самим, этот ограненный бриллиант, который должен быть сверкать только в его оправе. Желала ли она быть с ним? Без сомнения. Все в ней пылало лишь от одной мысли об этом. Но теперь было неподходящее время. Она желала отсрочить эту ночь, когда все прекратится. Она сильнее прижималась к груди Оннеда, и он, уже во сне, обнимал ее еще нежнее, прижимал ее к себе с еще большей силой, и она закрывала глаза, как будто за опущенными ресницами и сомкнутыми веками мир становился немного понятнее и благосклоннее к ней.
В целом же жизнь их протекала спокойно и размеренно, в ежедневных делах и заботах. Оннед редко покидал пределы своего государства, а если и выезжал за его пределы, Индиль как правило сопровождала его. Несколько раз они навещали Лоссен-Лота, который на удивление быстро освоился в вверенных ему делах, и нимфийское государство на глазах возрождалось, крепло, возвращало себе былое великолепие. Кетар вернулся в нимфийский лес по настоятельному приглашению молодого нимфийского правителя, и неспешно налаживал свой незамысловатый быт. Фавн изрядно постарел за эти годы, и все реже вспоминал про свою свирель. Бывало, он подолгу держал ее в руках, погружаясь в свои видения, в свои мысли, и убирал ее, так и не дав ей возможность запеть. В нимфийской роще больше не было той, для которой пела его свирель…
Шло время, и Индиль все больше привыкала к жизни в замке, а эльфы привыкали к ее присутствию. Она стала реже приходить к Оннеду во время его ночного сна, и все больше навещала его придворных эльфов. Она тихо проникала в их покои, садилась на край постели и касалась прохладными пальцами их лиц. И стоило эльфу открыть глаза и встретиться с ней взглядом, он оказывался в ее власти, и жизнь вдали от нее становилась для него немыслимой и невыносимой.
Затем она начала покидать стены замка. Случалось, несколько дней и ночей подряд она проводила в окрестных селениях, проникала в жилища простых эльфов, являлась им в предрассветных грезах, лишая их рассудка, опустошая их души, уничтожая их семьи, разрушая их дома.
Оннед знал об этом и молчал. Он встречал ее после долгих отсутствий, словно они не виделись всего пару часов. Он обещал отдать ей душу, чтобы оградить от ее чар свой народ. Теперь он понимал, что его обещание было вздором, да и она не просила его больше об этом. Он не мог позволить себе лишиться самообладания. Он желал видеть, чувствовать, любить ее осознанно. Ясное сознание и контроль над происходящим – вот, что было важно для него. Смотреть на нее – осознанно, видеть ее – осознанно, любоваться ею – осознанно, прикасаться и чувствовать ее – осознанно, говорить с ней, слышать ее голос и осознавать каждое слово – вот то, что было единственно важно. Он желал понимать, что она реальна и что она здесь, в его замке. Он отказывался признаться себе, но где-то в глубине своего сознания понимал, что в действительности он давно уже был в ее власти, и это казалось ему настолько непозволительной роскошью, что он не смел ничего менять. Когда он слышал ее смех, видел солнце в ее глазах, когда ее пальцы касались его кожи, когда ее прохладные локоны падали ему на грудь, он готов был отречься от всего, отказаться от всего и пожертвовать всем ради того, чтобы снова тонуть в бездне их злосчастной любви. Он знал, что во всей Вселенной, что ни в одном из существующих миров не было ничего, что могло бы хоть малость сравниться с ней – с его Индиль.
Смерть за свободу. Эпизод второй
Индиль скучала. С открытой террасы замка она смотрела на сад, погрузившийся в ночную тьму, на ветви деревьев, замершие в безветренной тишине, на звезды, отражавшиеся в спокойной водной глади небольшого пруда. Она спустилась в сад, прошла по дорожке, ведущей к пруду, взглянула на темную воду. Вокруг все замерло. Все спало. Ночи здесь были тихими, безмолвными – не такими, как там, в горах. Там, на заснеженных вершинах, ночи были наполнены миллионами звуков, ветер пел свои протяжные песни, звезды переливались миллионами оттенков и звенели в морозной тьме; там все было пропитано необъяснимой тревогой и радостным трепетом. Луна там, в горах, была ближе и ярче. Там, в горах, Луна давала ей силы, здесь, в Эльфийском лесу, лишь бесполезно освещала кроны деревьев и серебрила воду в пруду.
Индиль прошла по вымощенной белым камнем дорожке вглубь сада и свернула к беседке. Она присела на мраморную скамью и поежилась, кутаясь в большое мягкое покрывало. «Странно, – думала она, – как странно снова чувствовать прохладу, искать тепла при первом же появлении осенних холодов».
Так она сидела довольно долго, погрузившись в свои мысли, отрешенная от мира, потерянная. Падали первые полупрозрачные снежинки. Она знала, что он здесь, что он стоит позади нее в тени деревьев и наблюдает за ней. Его присутствие не вызывало в ней никаких переживаний. Видимо, холодное безразличие эльфа передалось и ей.
Теперь
