Михкель Ното - Такой же, как я

Мы с Ральфом сидели в забегаловке, вернее это был небольшой семейный ресторан, уютный и светлый, но для людей с невысоким достатком. Впрочем, подобные места мои родители всегда с ощутимым недовольством величали забегаловками, и ко мне прицепилось это слово. Да и какая разница – главное, чтобы еду подавали быстро и столики стояли подальше друг от друга. Не люблю я шум и тесноту.

У меня в то время было много заказов, раза в три больше чем обычно, и я едва ли не купался в деньгах. Правда моё богатство вполне вписывалось в понятие «невысокий достаток», но возможность пустить пару купюр на развлечение и не особенно беспокоиться об этом уже неплохо.

Ральфа я знал давно, как минимум два года, а может быть все пять или шесть. Странный разброс. Впрочем, моя память выделывает и не такое. Я легко и в мельчайших подробностях вспоминаю факты в привязке к событиям – например, как я случайно потянул скатерть и сбросил со стола половину блюд на тётином дне рождения, но вот было мне тогда семь лет или одиннадцать, это в точности вспомнит только тётя. А если не спрашивать её, то я утону в потоке времени.

Ральф мне всегда нравился и вызывал уважение, хотя иногда и появлялось желание подержать его хорошенько за горло. Мелкие и негармоничные черты лица почему-то давали впечатление тяжести, кожа чистая, мягкая, но вечно в капельках пота. Немного рыхлый и низкорослый, внешностью и повадками напоминал помесь жабы с кошкой. Вроде бы плотный, сутулый, нескладный, он умел производить впечатление, привлекать к себе как женское, так и мужское внимание, играя роль повзрослевшего мальчика с отстранённым взглядом. Есть такая категория людей, которым нравится непоказное равнодушие и детская замкнутость на себе.

Да, тщеславный и скупой. Конечно ненадёжный и несомненно двуличный. И всё же мой лучший друг.

Если уж говорить всю правду, то в Ральфе отсутствовала подлость, чванливость, ханжество и самое худшее – сварливость подпоясываемая фанатичностью. Скорее все эти качества были вызваны первоначальной направленностью только на себя и спокойным, приветливым, но равнодушным характером.

Лучших друзей не выбирают. Приятелей – запросто, с этим я общаюсь, этого надоевшего забуду до поры до времени, того позову на ближайшую вечеринку. Однако если уж спаялся с кем-то, так спаялся.

- Слушай, Ральф, - подал я голос.

- А?

Он потянулся к вилке и измазал рукав в соусе. Элегантным движением, будто так и было задумано, салфеткой размазал до устрашающего размера пятно и флегматично отправил в рот картофель.

- Мы можем работать вместе.

- Я в твоей работе не очень-то соображаю.

- Можно даже фирму открыть, спрос растёт.

- Будет трудно, намного труднее, чем сейчас.

- Как ты вообще деньги зарабатываешь?

- Мне хватает.

- Ладно. Оставь ты уже еду, она никуда не убежит, и пойди в туалет, ототри по-человечески.

Ральф слегка пожал плечами, скрипнул стулом и умиротворённо улыбнулся.

- Я всего лишь грязный, а так буду и мокрым, и грязным.

Мы говорили с полчаса, Ральф съел свою порцию в первые пять минут, не жуя что ли заглатывал, и слушал то поддакивая, то напуская туман. Эту старую бестию нельзя было ни запутать, ни уговорить на нечто не подходящее ему, а уж о том, чтобы навязать ему своё мнение, и речи не шло. Хорошо бы его посадить за стол переговоров, если дела пойдут вверх, Ральфу там самое место. И с поставщиками он бы разделался. Это если меня хватит на нечто большее, чем полуподвал с двумя офисными стульями и неработающим телефоном. Но вот в чём загвоздка – если мне удастся уговорить Ральфа ввязаться в столь унылый и неблагодарный бизнес с сомнительными перспективами, значит я сильно преувеличил его мастерство.

Мысли мои в тот вечер текли радостно, ноги готовились пуститься в пляс. Я и не подозревал, что через три часа мой лучший друг Ральф Морган расстанется с жизнью, а ещё спустя пять часов полиция обнаружит его с двумя пулями в груди.

***

Ну, в общем всё прошло очень тихо – я имею в виду похороны. Ни родственников, ни других друзей, ни коллег у Ральфа не было. Даже если бы и пришёл какой-нибудь троюродный дядюшка, то явно не затем, чтобы рвать на себе волосы. Такое бывает.

Я ждал каких-то результатов, но опять же ничего не произошло. Пистолет не вывел на след преступника, не обнаружились тайные враги. Да и откуда им взяться?

Вся жизнь Ральфа лежала на поверхности – дом, работа, увлечения. Дом был старым, с двумя небольшими комнатами и микроскопической ванной. Ободранные стены внутри и слезшая краска снаружи, протекающая крыша и щели, через которые дули все ветра мира. Как-то раз мне пришлось заночевать там, так вот, я смылся оттуда даже не оставшись на завтрак. И дело даже не в холоде, поскольку Ральф сжалился надо мной и великодушно предложил свой единственный обогреватель – дешевую машину на подобии вентилятора, гоняющую едва тёплый воздух с подозрительно нарастающим шумом. Завывания за окном и за дверью нагоняли смутную тревогу, а розетка, когда я не глядя сунул туда штепсель от какой-то кухонной техники, плюнула в меня голубой искрой и явила коричневые, готовящиеся со временем обуглиться пятна пластика.

Однако больше всего меня поразили стены – я даже не смог определить, из какого материала они были построены. Холодные как камень, бетонно-гладкие, влажные, покрытые будто испариной очень больного человека и на ощупь похожие на гниющее дерево. Местами в них слышалось потрескивание, и хотя Ральф мимоходом упомянул о безвредных насекомых и паре хилых мышей, я не поверил этому. Ни одно уважающее себя живое существо не поселится в этом кошмаре.

Работа не приносила денег и признания. Экономике и обществу от таких спецов ни холодно, ни жарко.

Увлечения менялись, но оставляли жизнь в своей колее.

Итак, смерть Ральфа никому не приносила видимой выгоды. Наследство исключается, месть тоже. Кому может причинить вред человек, который выползает из своего логова только чтобы убедиться, что снаружи нет ничего достойного его внимания?

Ревность? Да, с натяжкой можно предположить, что мой друг смог произвести такое впечатление на какую-то даму, что её спутник жизни предпринял отчаянные меры. Но тщательно вспомнив все детали того вечера, я отбросил эту идею как крайне маловероятную. Хотя Ральфу не особо нравились люди, ему нравилось чужое внимание, и он бы лучился от самодовольствия, зная о чьей-то заинтересованности. А он хорошо чуял настроение любого человека.

Итак, бедный Ральф оказался жертвой сумасшедшего или кого-то в этом роде. Безликая фигура, которую можно воспринимать не как личность, а как неуправляемую стихию. Трудно злиться на ураган, землетрясение или наводнение. Если уж задело близких, то весь гнев направляют на бога и судьбу – а ни к первому, ни ко второй у  меня нет никаких претензий.

В общем, напряжение поселилось в моей душе только через год после смерти Ральфа. Я недолюбливаю кладбища и все связанные с ним ритуалы – похороны, плач, обдирание разросшейся травы с надгробия. Всё это символы, с помощью которых мы отдаём дань ушедшим, если не в состоянии сделать это в своих мыслях.

Я пришёл туда, на кладбище, только чтобы тихо вздохнуть и молча постоять пару минут. Для успокоения совести, будь неладны эти символы.

На могиле лежала целая охапка лилий.

Порядочно увядшие, хотя и положили их скорее всего только вчера – но сухой воздух и яркое летнее солнце дали лепесткам желтоватую прозрачность и обнаружили уродливые прожилки.

А теперь вопрос – кто их туда принёс?

Ладно, может это кто-то из его далёкого прошлого. Сентиментальный учитель, например. Узнал случайно о произошедшем несчастье, вспомнил толстощёкого мальчугана и смахнул слезу.

Я практически убедил себя в этом, и следующие полгода только изредка начинал рассматривать другой вариант.

И этот вариант тревожил меня.

Начало зимы, тонкий слой быстро тающего снега. Колющий ветер.

А я смотрел на цветы, едва тронутые морозом, и больше уже не мог прятать от себя правду.

Кто-то, чьего имени Ральф возможно так и не узнал, считал себя вправе приходить к нему на равных с лучшим и, добавлю, единственным другом.

Я не могу назвать себя знатоком человеческой психологии или просто человеком, видящим суть вещей. Но некоторые вещи в наше время знает каждая собака, если эта собака умеет читать газеты и смотрит телевизор.

Возьмём для примера серийных убийц с их трофеями – вещами, которые помогают им пережить момент убийства. Или тиражируемое мнение, что убийцы часто появляются на похоронах своих жертв. Послушать, что говорят. Или чувство раскаяния мешает им спать.