Айзенберг Я.Е. - Ракеты. Жизнь. Судьба.

Я.Е.Айзенберг

Ракеты

Жизнь

Судьба

ВОСПОМИНАНИЯ

1

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ 1

Вместо введения

Семья, детство, учеба

Ракеты

ОКБ-692 и Минобщемаш

Первые разработки ОКБ-692

Трагедия на Байконуре

Проблема устойчивости

Итоги 30 лет

Вмешательство партии

60-е годы

Соперничество СССР и США (Луна)

ЧАСТЬ 2

Переход в СУ к БЦВМ

«Гражданская война»

СУ 15А14 и 15А30

Структура ОКБ

Системы управления космических аппаратов

Система управления крылатой ракеты «Метеорит»

Система управления ракеты-носителя «Энергия»

ЧАСТЬ 3

Пуск «Энергии», работы по ракетам в последние годы

СССР и первые годы независимой Украины

Работы в области атомной энергетики, встреча с

Э.Теллером, завершение моей работы на Хартроне

Заключительные замечания

2

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Знаете ли Вы, мой возможный читатель, что такое межконтинентальная

баллистическая ракета (МБР) SS-18, которую в США «ласково» называют

SATANA.

Я в дальнейшем постараюсь объяснить смысл каждого слова, входящего в это

название, но пока сообщу главное.

Одна (!!!) такая ракета, достигшая территории «вероятного противника»

(граждане бывшего СССР твердо знают, какая страна имеется в виду), может

нести 10 водородных бомб, каждая из которых по мощности, по меньшей

мере, в 10 раз превышает сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в 1945г. И

она в состоянии доставить (ракетчики говорят «развести») каждую бомбу в

назначенную цель, т.е. теоретически 10 больших городов исчезнут с лица

Земли со всем своим населением, домами и пр. Для любой страны это

является неприемлемым ущербом, который ее правительство обязано

избежать. СССР располагал несколькими сотнями таких ракет. И пока они

все еще, хотя и в немного меньшем количестве, стоят на боевом дежурстве в

шахтных колодцах на территории России.

Так вот, много десятилетий я разрабатывал системы управления таких ракет,

но меньшей мощности (SS-18 – это вершина).

Я начинал с молодого специалиста и закончил высшей научно-технической

должностью в ракетно-космической технике – Генеральный конструктор

систем управления (так и писалось - с заглавной буквы). За несколько

десятков лет я участвовал в создании 10 типов межконтинентальных

баллистических ракет, 8 из которых стояли на боевом дежурстве, а некоторые

стоят и сейчас. Кроме того, наша фирма (она теперь называется «Хартрон»)

создала системы управления 8 ракет-носителей космических аппаратов, в том

числе, для самой большой в мире ракеты «Энергия», и многих космических

аппаратов. Я уверен, что это мировой рекорд, по меньшей мере, по числу

типов ракет, и качество многих из них вполне соответствует лучшим

созданным в любых других странах образцам.

О создании таких изделий (опять чисто советский ракетный термин,

считавшийся несекретным, так как слово «ракеты» в обиходе, в том числе, и

на производстве, употреблять было нельзя) и о людях, с которыми я близко

сталкивался в ходе совместных работ, а среди них были почти все великие

советские создатели ракет, и пойдет здесь речь.

3

СЕМЬЯ. ДЕТСТВО. УЧЕБА.

Так как я жил с мамой (мои родители разошлись, когда мне был один год), то

речь идет о ее семье.

Мои дедушка и бабушка до революции жили в городе Нежине Черниговской

губернии и по тогдашней классификации были простые мещане. Дед умер до

моего рождения, и, как принято у евреев, меня назвали в память о нем. У

бабушки было 5 детей – три сына и две дочери. Моя мама была младшим

ребенком, ее назвали Рохель - Лея, по советской норме в паспорте – Рая. И

моя бабушка жила с ней в эвакуации в г. Анжеро-Судженск Кемеровской

обл.

Ее старший сын погиб в годы гражданской войны, второй стал врачом и

прожил всю жизнь в маленьком армянском городе (тогда он назывался

Ленинакан) и был там очень уважаемым человеком. Третий сын, инженер-

экономист, проработал всю жизнь в цехе на Харьковском танковом заводе.

Старшая и любимейшая сестра моей мамы тоже стала врачом и вышла замуж

за военного врача.

Благодаря ей мы спаслись, уехав из Харькова в 1941г. Госпиталь, где служил

ее муж, был после начала войны направлен из недавно захваченной СССР

Западной Украины (когда Сталин и Гитлер делили Польшу) в Сибирь, и

эшелон ехал через Харьков. Тетя заявила, что без мамы и сестры она не

поедет, поэтому мы с ними покинули Харьков и остались живыми, иначе нас

всех ждал Дробицкий Яр - место массового расстрела евреев...

Мама была съездовой стенографисткой (сейчас уже бесполезно объяснять

этот термин), вышла замуж за врача и жила с ним и своей мамой фактически

до моего рождения и последовавшего вскоре развода, причем, отец женился

вторично, а мама второй раз замуж не вышла, как я думаю, чтобы у меня не

было отчима... Специальность у нее была тяжелая и очень плохо

оплачиваемая, так что в нищете мы жили всегда.

Никаких выдающихся личностей в моей семье не было - и они уцелели в

сталинскую эпоху. Разве что стоит отметить - среди них было относительно

много врачей (но я, конечно, в медицинский институт во времена начала

открытого государственного антисемитизма поступить не мог, даже если бы

хотел), и единственной наследницей семейной традиции стала моя дочь

Таня, которая и сейчас работает врачом - гинекологом в Израиле.

Меня воспитала мама, и всем, что есть хорошего во мне, я обязан ей, в том

числе, любовью к науке.

Период войны ознаменовался для нас, кроме обычных для советских людей

холода и голода (в Сибири я отморозил пальцы ног), многочисленными

переездами. Сначала несколько месяцев на ферме в заволжских степях, на

территории бывшей республики немцев Поволжья (Сталин из-за

4

ожидаемого шпионажа и диверсий ее «закрыл», а жителей переселил в места

и условия, непригодные для жилья, где они и гибли десятками тысяч). После

этого мы несколько лет жили в маленьком городке в шахтерском Кузбассе, и

там я впервые столкнулся с бытовым антисемитизмом. Госпиталь, где

работала мама медстатистиком, перевели в город Осташков, расположенный

в Калининской (теперь Тверской) области на берегу красивейшего озера

Селигер и приспособили к лечению пленных из расположенных вокруг

лагерей. Основной их диагноз – дистрофия (уж если местные жители

недоедали постоянно, то что говорить о военнопленных).

Начальную школу (4 класса) я и кончал в этих всех местах с неизменными

похвальными грамотами. И чтобы уже не возвращаться к этому, замечу, что

учиться мне было всегда легко, моя единственная отметка и в школе, и в

институте была «пятерка» (высший балл при принятой тогда системе,

которую товарищ Сталин постарался полностью заимствовать из

дореволюционной русской школы). Единственное исключение составляла

оценка «4» по поведению в первой четверти 9-го класса за постоянные

подсказки отвечавшим у доски одноклассникам и сильно раздражавшим

учителей, чего я тогда не понимал, а помочь хотелось.

По тогдашним правилам это было чрезвычайное происшествие (по

поведению признавалась только оценка «5»), так что маму вызвали в школу и

всячески пугали в основном тем, что я не получу золотую медаль, и это