Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
Гарда так и распирало желание бежать, что-то делать, и Коррант, искоса поглядев на сына, решил всё же слегка притормозить столь пылкий энтузиазм.
— Про генератор не забыл?
— Ну, пап…
— Без ну. Он на тебе, а остальное тебе Тумак скажет. Здесь он главный.
— Главнее тебя? — не удержался Гард.
— Дурачок ты ещё, — хмыкнул Коррант, — а ещё в инженеры собрался. Знаешь, в чём задачи инженера на производстве?
— Их две. Правильно расставить людей и чётко сформулировать задание, — немного обиженный простотой вопроса ответил Гард. — Ну, я это ещё когда выучил и сдал.
— Вот и выполняй эти две, и не забывай третью. Не мешай специалисту, — хохотнул Коррант. — Максимум помощи в минимуме помех. Понял? Беги, там Сизарь не знает, за какую гайку браться. Раскрутит все подряд, так я его за твой недосмотр и выпорю. Когда сделаешь, тогда поешь.
Гард проглотил возражение о недопустимости такой несправедливости и отправился к Сизарю, стоящему над генератором с несчастным видом. Рыжий демонстративно залез под капот фургона, дескать, у него своя работа и к генератору он никаким боком ни с какой стороны, Тумак… ставит свои конструкции и Тихоня при нём, вот тоже… нашёл отец кого купить, «галчонка», да ещё такого, что чистокровным смотрится, и вечно-то он всего боится, от протянутой руки шарахается. Бабы… ну, бабы они и есть, у них свои дела, и есть хочется, а отец слов не меняет.
Наладить генератор удалось сравнительно быстро и запустился он со второй попытки. Гард с невольной горделивой улыбкой отпустил Сизаря на помощь Тумаку и прошёл под навес, где на походном раскладном столике его уже ждал походный завтрак: жестяная миска с кашей, два куска домашнего хлеба и жестяная кружка с дымящимся чаем. Красава, любуясь его аппетитом, дала ему добавки и достала полотнянку — штаны и рубаху из грубой ткани поселкового изготовления. К удивлению Гарда, переодевались все — и рабы, и свободные, и… отец? Тоже босиком, уже как все, в просторных штанах на шнурке — сразу вспомнилось смешное поселковое название: портки — и рубахе навыпуск.
— Давай, хозяйчик, не копайся, — поторопила его Красава. — Не любит Озёрный, когда к нему в городском лезут.
Гард подчинился и, переодевшись, подошёл к отцу, неуверенно ступая по траве, оказавшейся, когда ты босиком, а не в ботинках, не такой уж и мягкой.
Тот с улыбкой оглядел его и кивнул.
— Вот так, сынок.
— Отец, — Гард невольно оглянулся и понизил голос, — но это… это их обычаи…
— Верно, — серьёзным тоном, но улыбаясь, ответил Коррант. — Конь подчиняется всаднику, но только глупый всадник не доверяет коню. Надо точно понимать, где поводья натянуть, а где отпустить.
Гард неуверенно кивнул. Разумеется, он знал эти древние поучения, но ещё никогда не слышал их… такими, в такой ситуации. И раз отец говорит…
— Генератор работает.
— Слышу. А теперь Тихоней займись.
— А…?
— Он плавать не умеет, — усмехнулся Коррант. — Вон с Тумаком пошёл сети замачивать. А то пересохли, могут потрескаться при размотке. Иди с ними. И поможешь, и Тихоню поучишь. И сам поплаваешь. Тумак знает, где что можно.
Гард снова, но уже радостно кивнул и сорвался с места. Коррант негромко рассмеялся вслед сыну. Ну, этого обоим мальчишкам надолго хватит. Так, остальные где? Все при деле.
Старое Озеро
Потянулись, нет, полетели счастливые, праздничные, несмотря на растущую с каждой долей груду дел, суетливые дни, наполненные солнечным светом, блеском воды, нежданным быстрым дождём, бьющимися в руках рыбами, необыкновенным запахом и вкусом вечерней ухи из свежепойманной рыбы, режущими ладони мокрыми сетями, когда вытягиваешь их из насмешливо колышущейся воды, плаваньем, мягкими незрелыми орехами и кисло-сладкими ягодами прямо с кустов…
Тихоня жадно впитывал этот такой неожиданный пёстрый многоголосый мир. Ни о чём таком он раньше не слышал, не… нет, что-то такое когда-то очень давно у одного из первых хозяев читал, но одно дело — белые листы, испещрённые чёрными значками букв, и совсем другое вот так, въявь, с запахами. Всё интересно, всё радостно, даже боль в порезанных пальцах и натёртых ладонях, дружеские подзатыльники и необидные насмешки над «городским» неумёхой. А разве нет? Так оно и есть, а на правду только дурак обижается. Но вот послал его Рыжий к другому навесу «подмогнуть» там с мотором, и он справился, и уже по-другому на него посмотрели.
— У кого узнал?
— Меня Рыжий учит, — ответил он, вытирая руки ветошкой.
— Рыжий? Это да, мастер. Учись, малец, категорию повысишь.
Он кивнул: да, высокая категория — это для раба лишний шанс пожить чуть подольше.
И «хозяйчик» — Гард — оказался нормальным парнем, без закидонов, а что плавать учил, попросту столкнув в воду, так тот же Тумак тут же рядом оказался, не дал захлебнуться и сказал, что его самого в том, детском ещё посёлке так же учили. Даже не вотчим, а тятька родный взял с собой на рыбалку, вывез на плотике на середину пруда, а пруд большой был, столкнул и велел плыть к берегу, а сам рядом на плоту. Так что… всё как положено, от века заведено.
И новые, странно звучащие слова, названия рыб, растений, снастей как сами собой укладываются в памяти, сцепляясь в фразы, и попадаются знакомые по книгам, и… и похоже, в книги, в ургорскую речь они попали отсюда, из посёлков от…рабов? Это нужно будет потом обдумать, обговорить с Рыжим, но это потом, а сейчас…
— Тихоня, за дровами пошли!
— Иду, хозяйчик.
Они даже не уговаривались, а само собой получилось, что на людях «хозяйчик», а без чужих ушей — по имени. Ну, хозяин — он всегда хозяин, а хозяйские дети — это уж как у кого заведено. Рыжий вон их обоих, особенно на тренировках «молодыми» зовёт и по-армейски: салагами. А здесь тренировок нет, и хозяин запретил и, если честно, то и без них хватает.
Дрова давно заготовлены и выложены в поленницы. Это чтобы самовольных порубок не было — объяснили местные мужики, которые тоже участвовали в ловлях. Хозяйство-то большое, со своим посёлком, само Озеро, лес вокруг, и ещё пруды для молоди на развод и продажи, а пашни нет, только так, огороды и сады при домах, ну, и скотину помаленьку держим, тоже только для себя, а управляющий… Об управляющем говорили со сдержанным одобрением, что молодой, приезжий, но с понятием, работу, конечно, требует, но опять же, с умом, попусту не прижимает, даёт кормиться…
О том, что прежнего прижима нет, много говорили у
