Божьим промыслом. Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
А у данной от Бога супруги опять недовольное лицо. Видно, всё ещё злится, что не дозволил ей супруг в Мален ехать за покупками. В общем… дом.
Ему уже кажется, что этой ночью ему будет не заснуть, и он, надев домашние туфли и усевшись за стол, зовёт Гюнтера, чтобы тот нёс капли для сна. Их нужно выпивать заранее. Кроме них, он будет пить сейчас и настойки, прописанные Ипполитом. А жена тем временем приносит ему письма.
- Пришли вам, от ваших родственниц.
Два письма, оба не распечатаны, и то хорошо. И вправду, одно было от Брунхильды второе от Агнес.
Он распечатывает первым письмо… конечно, от Брунхильды.
«Здравы будьте вовек, дорогой мой, возлюбленный брат. Целую ваши руки и молюсь за вас. Племянник ваш также за вас молится и гордится тем, что вас все знают в Ланне как великого героя. О вашем деле в Винцлау слухи и сюда уже дошли. Граф при всякой встрече упоминает, что вы его дядя. И радуется, когда все тому удивляются и вами восхищаются. Обосновались мы тут хорошо, племянница наша, дева Агнес, нам помогает во всём. А третьего дня так были мы с графом на обеде у Его Высокопреосвященства. По его приглашению. Были тогда и другие знатные люди из Ланна и двора архиепископа, была и Агнес, мы всем были представлены.
От казны Его Высокопреосвященства дан нам с графом угол, теперь мы можем жить спокойно, чему и рады. И ждём вас в гости. И супругу вашу, и сыновей тоже, теперь у меня места на всех хватит. Как приедете, я вам всё расскажу. Граф очень хочет вас видеть. Целыми днями про вас спрашивает.
Сестрица ваша, Брунхильда».
«Хороший, видно, «угол» выделила ей казна архиепископа, если места «там хватит на всех».
А с ним рядом стоит у стола Элеонора Августа, она ждёт, пока он дочитает, и потом спрашивает:
- И что пишет сестрица ваша?
- В гости зовёт, - отвечает ей генерал.
А баронесса едко так у него интересуется:
- Одного вас, видно, зовёт, меня не зовёт?
На что генерал ей просто подаёт письмо – читайте. Дескать, видите, сестра зла не помнит и приглашает и вас тоже. И жена его, схватив бумагу, начинает её читать быстро и жадно, а дочитав, поднимает на него глаза, а в них радость… И надежда светится в её лице…
- И что же? – спрашивает у него супруга едва не с замиранием сердца. – Поедем?
- Нет, - разбивает все надежды баронессы Волков. – Мне не до визитов, и не до Ланна. Один ваш родственник на реке буйствует, проходу купцам не даёт, второй ваш родственник ждёт меня в Вильбурге для отчёта. Какой мне Ланн?
И её лицо сразу становится серым и обычным, в нём и проблесков от надежд не остаётся.
- Вот и всегда вы так, - говорит жена; всякому видно, что рухнувшие надежды её огорчили, она бросает письмо на стол, потом порывается уйти, но не уходит, а садится за стол рядом с ним, удручённая.
Волков глядит на её лицо, на глаза, в которых вот-вот могут появиться слёзы, которые его всегда злят…Нет, она всё так же ему не мила, как и в первый день их знакомства, а ещё она глупа и по-женски зла… У неё дурной норов, просто невыносимый, но… главную свою миссию, миссию всякой доброй жены, его супруга выполняет безукоризненно.
Она рожает ему сыновей.
Крепких, здоровых, горластых, драчливых сыновей…Одного за другим. И посему он говорит ей:
- Если хотите, возьму вас в Вильбург.
- В Вильбург? – баронесса, кажется, не верит своему счастью. - С детьми?
И он, зная про то, что три дня в одну сторону с этой семейкой могут свести его с ума, всё равно соглашается:
- Хорошо, берите этих своих крикунов, если не хотите хоть немного побыть в покое.
- А когда же поедем?! – она вскакивает со стула.
- Через день или два, как покончу с делами. Надобно Карла дождаться. Он с отрядом уже должен быть где-то у реки. Ещё и в Мален нужно будет заехать, а уже только оттуда в Вильбург поедем.
«Век бы его не видеть!», - думает генерал.
Жена же его от счастия закатывает глаза:
- Господи! Вильбург! Дворец, обеды… Платье мне надобно новое. Не в этих же лохмотьях ехать. Наш дом поглядим.
Супруга убежала… Побежала рассказывать радостную новость сыновьям и матери Амалии – конечно же, баронесса собиралась взять её с собой. А Волков стал читать письмо от Агнес:
«Дядюшка, дорогой, да благословен будет дом ваш, да не оставит Господь вас и детей ваших благостью своей. Приехала тётушка графиня ко мне. Как и обещал архиепископ, он принял её хорошо, от щедроты своей дал ей хороший дом, со двором и конюшней, на улице у Черёмухова моста, как раз возле купален Шмидта, – «Черёмухов мост». Это была хорошая улица, барон помнил это место. «Неплохой, видно, там ей дом выделила несчастной и гонимой вдове казна курфюрста, - эта доброта хитрого попа настораживала Волкова. – Ничего он просто так не делать не станет!». И он опять погрузился в чтение: – Саму же тётушку пастырь сразу звал на обед, где представил её всем своим близким, также он говорил с молодым графом ласково, и говорил про вас, хвалил вас как рыцаря наипервейшего, неустрашимого, я сама тому разговору была свидетельницей. А потом Его Высокопреосвященство говорил и с тётушкой, спрашивал её про иных её детей, про дочерей, что остались в Вильбурге. На что тётушка стала плакать, но пастырь Ланна её утешал, сказал, что жить она может под его крылом, сколько ей надо будет, и если нужно, своих дочерей из Вильбурга пусть сюда привозит, что в Ланне хорошие женские монастыри, где благородные девы всегда получат достойное образование. То есть незаконнорождённых дочерей тётушки Брунхильды пастырь называл благородными, чем тётушку тронул безмерно. И она опять со слезами сказала, что двух её дочерей герцог из Вильбурга
