Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 2009 год
Мария-Хосе МартинесСантос, 21 год, ассистентка зубного врача, каратистка, победительница нескольких ла-манчских областных соревнований. Официально признана «Дульсинеей Тобосской — 2007»
Романс о смутных догадках
Когда лет двести назад роман о хитроумном идальго окончательно утвердился в международной своей славе, возникший естественным образом всеиспанский культ Дульсинеи потребовал конкретных объектов для поклонения. И они немедленно явились с легкой руки исследователя Рамона де Антекеры, который предположил, что прототип Дамы Кихотова сердца — это Ана Мартинес Сарко де Моралес, сестра небогатого дворянина, жившего в Тобосо. В письмах Сервантеса имеются глухие намеки на роман между ним и этой дамой. Вроде бы он даже называл ее, «сладчайшей Аной», dulce Ana — почти Дульсинеей.
По архивным источникам в селении «опознали» небольшое двухэтажное здание, с давних пор известное всем соседям как «Дом с башенкой». Далее, для его «атрибуции» именно как жилища Мартинесов де Сарко пришлось пойти еще на одно весьма натянутое допущение — что герб, изображенный на фасаде, дескать, принадлежал этому исчезнувшему впоследствии роду. Фасад начистили до блес ка и составили экспозицию, исходя из мелкопоместного быта тех времен.
Говорят, что святая Дева Мария одарила красотой всех жительниц Назарета. Нечто подобное оставила односельчанкам в наследство и возлюбленная Кихота. Во всяком случае, кастильский народ, склонный ко всякого рода оптимистической мистике, свято верит в это. Ежегодно в августе здесь, как и в большинстве испанских деревень, устраивается красочная ярмарка со всякими распродажами, театрализованными представлениями, а также — в качестве кульминации — с выборами Королевы Дульсинеи. Принять участие в них может любая совершеннолетняя тобосская уроженка. От нее требуется немногое: умение спеть народную песню, станцевать в традиционном ла-манчском костюме и… просто очаровать членов комиссии — у любой местной Альдонсы все эти навыки в крови.
Глава 5. Второе отечество героя
Для того чтобы из Тобосо добраться до бодрого и подтянутого городка Аргамасилья, нужно преодолеть еще несколько десятков километров по пологой возвышенности и пересечь невидимое (подземное) русло Гвадианы. Множество исследователей и простых людей сходятся в том, что именно Аргамасилья, а вовсе не Эскивиас, и есть истинное «село ла-манчское». Вот она, кастильская недостоверность!
Романс о несчастье, счастьем обернувшемся
Освященная народной верой история такова: где-то около 1600 года дон Мигель де Сервантес Сааведра в очередной раз занимался постылым ремеслом, к которому прибегал ради заработка, — сбором податей. Штаб его маленького ведомства находился в Аргамасилье. Здесь же он был в очередной раз обвинен членами муниципального совета в денежной недостаче и уже в третий раз в жизни брошен в тюрьму, где провел около двух лет, пока вмешательство высоких покровителей при дворе не вызволило его оттуда. Заключение — особенно на первых порах — оказалось весьма суровым. Узнику не выдавали даже письменных принадлежностей. Тогда-то от скуки и тоски литератор и стал вытаскивать из потухшего камина обгоревшие угольки и рисовать ими на стенах камеры-пещеры. Здесь, в сырости подземелья, пауки-крестовики, которые и сейчас еще в изобилии оплетают паутиной этот каменный мешок, стали первыми, кто увидел на штукатурке две фигуры: одну — тощую и длинную, другую — приземистую и коренастую. Позднее узник все же получил перо и бумагу. Так началась работа над известнейшим романом всех времен.
Замок Бельмонте — самый массивный в сельской Ла-Манче. А в одноименном селе под холмом образовался центр всяческого кихотистского производства: майки и кепки, значки и флажки, шлемы и копья, какие вы можете купить на «Дороге Дон Кихота»
Что касается тюрьмы, то она помещалась в доме семейства Медрано: род славился богатством, однако не брезговал сдачей внаем «подсобных» помещений властям под узилище. С тех пор, впрочем, тюрьма Сервантеса и сгорала дотла (так что конкретное помещение, где он томился, пришлось опознавать по каменной балке — такая, по преданию, имелась только в его камере), и приходила в запустение по нерадению очередных хозяев. Только 19 лет назад ее наконец выкупила мэрия Аргамасильи, чтобы превратить в национальный мемориал и место паломничества тысяч благодарных читателей.
При всем при этом одновременно с Сервантесом тут проживал средней руки идальго по имени Родриго Пачеко. Именно ему молва приписывает помешательство на почве обильного чтения, болезненную любовь ко всему рыцарскому и призывы к дальним героическим странствиям. С этим чудаковатым дворянином Сервантес, конечно же, мог и должен был быть знаком, живя в маленьком городе.
Вроде бы все идеально сходится. К тому же становится ясно, отчего это, собственно, у «принца гениев» нет охоты вспоминать название этого села, притом что другие местные топонимы он называет точно, — кому приятно вспоминать место заточения? Но с точки зрения науки все довольно сомнительно. Вплоть до того, что сам факт этого заключения никакими документами не подтвержден, в отличие от двух предыдущих «отсидок» дона Мигеля в Севилье и Кастро-дель-Рио.
Но легенда сделала свое дело: сегодня Дом Медрано — общепризнанное узилище Сервантеса, а его камера «о двух этажах» — один в полуподвале, другой глубоко под уровнем почвы — оформлена и содержится более чем торжественно и почтительно. Табличка у входа, например, сообщает, что здесь, дабы проникнуться духом места, добровольно заточил себя в 1860-х подвижник сервантистики Хуан Артсенбуч, чтобы составлять первое полное издание «Дон Кихота» с академическими комментариями.
...А по другую сторону дороги, на небольшом продуктовом рынке «для своих», толпятся шумными рядами покупатели, среди которых нетрудно заметить типичную Тересу Пансу: на глаз она не доверяет качеству лимонов, взрезает их и утверждает, что поверила бы на слово, только если бы они выросли на знакомом ей дереве. И мужа ее Санчо, который, обсуждая с соседом недальновидные действия премьер-министра, то и дело замечает: «если бы меня спросили», «мне с самого начала было очевидно»… Настроив зрение, можно разглядеть и цирюльников, и священников, и почти любое лицо, явленное нам в сервантесовском романе. Возможно, я захожу слишком далеко, позволяя воображению возобладать над действительностью. Но несомненно одно: все это вместе — селение, ленты улиц, ломаными штрихами стекающиеся к центральной площади, где бьет слабенький источник питьевой воды и зазывает постояльцев звуками фламенко «Кихотель», толпа на рынке, дети, гоняющие мяч, усатые плуты, которые, заслышав славянскую речь, протягивают тебе мобильный и кричат: «Полтора евро, Польша , Россия !» — все это тот самый народ, который мы рассчитывали найти и нашли. Народ святого Кихады Доброго.
Глава 6. Преображение героя
…Солнце еще весело припекало головы этого народа, когда мы отправились к конечной цели нашего продвижения на юг. В места, где круглый год поют птицы и где концентрация мифологических сюжетов и персонажей достигает критического предела. Всего километрах в двадцати к юго-востоку от Аргамасильи начинается та самая «прославленная местность», которая описывается и в самом начале романа, когда Кихот, еще в одиночестве, впервые выезжает из родного поместья. Монтьельская низменность, открывающая странникам ламанчское чудо природы — лагуны несчастной доньи Руидеры.
В 2005 году, к 400-летнему юбилею первой части «Дон Кихота», молодой мадридский скульптор Педро Рекехо Новоа навеки «усадил» великую пару встречать гостей у входа в Доммузей, где родился Сервантес
Романс о слезах и воде
Вот печальная судьба Руидеры, чьи горести дали имя прохладным лагунам. Эта знатная сеньора проживала в здешнем замке с семью дочерьми и двумя племянницами. Замок был скрыт от глаз смертных, но существа сверхъестественные прекрасно видели и его самое, и его прекрасных обитательниц. На беду могущественный маг Мерлин проникся страстными чувствами к донье Руидере. Та не ответила ему взаимностью. Тогда он заточил ее со всем многочисленным потомством в великой пещере Монтесиноса. Там томились они, заколдованные, многие годы и столетия, пока наконец волшебника не тронули — или, скорее, не надоели ему за такое время — вечные слезы красавиц, и он из жалости не обратил их в лагуны, чтобы они могли вечно источать влагу…
— Мне все это рассказывал отец, — говорит Матильде Севилья, наш проводник в Монтьеле, — он знал историю и окрестности, как лесной дух. И не по тексту романа, а своими словами. Ходячий кладезь преданий. То есть, к сожалению, уже почти не ходячий. Ему исполнилось 84.
