Божьим промыслом. Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Волков машет рукой:
- И так понятно, по замкам своим загородным всё развезут да попрячут, – впрочем, эта паника среди Маленов была ему на руку. Он хотел, чтобы в тот день, когда он отстранит их сенатора от поста, ретивых Гейзенбергов и хитрых Раухов в городе было как можно меньше. - Пусть разбегаются из города, пусть прячутся. Это хорошо, - задумчиво произнёс он и продолжил: - Ты говори, возницу нашёл того, что прапорщика вещи вывозил?
- Нашёл, нашёл, - отвечает ему Ёж; кажется, он гордится проделанной работой. – Полдня его прождал возле конюшен; найти, где он таскался весь день со своей телегой, было нельзя. Вот и ждал…
- Ну и…
- Он отвёз их в Дайсбах, сказал, что на телеге час хода от города.
- Я знаю, где находится Дайсбах, - сразу вспомнил генерал, городишко был как раз на севере от Малена, по дороге на Вильбург. От Малена на карете или верхом – рукой подать.
- Стал он там у одной бабы, зовут её Барбара Хотльмиц. Она сдаёт комнаты. Возница сказывал, что сыскать её будет нетрудно, её дом почти у проезжей дороги. Большой, со двором, с кухней и конюшнями.
- Ну что же, - говорит генерал, думая, что теперь уже можно нанести визит этому прапорщику, - хорошо, что недалеко сбежал, значит, сыщем. Ты молодец, Герхард Альмстад из Гровена. А что говорят в городе про то, что Малены увозят добро?
- Говорят, испугались они, что вы приведете сюда своих людей. Людишки говорят, что отряд ваш уже близко… Один купчишка на рынке орал, что пушки уже в Лейденице, божился, что сам их видел, говорил, что завтра уже перевезут их на этот берег в Амбары, а ещё через два дня будут эти пушки в Малене, и что стража тот отряд с пушками в город сразу запустит. Говорят, что всем в городе Малены осточертели…
- Так и говорят? – уточняет генерал.
- Ага, так один мясник и кричал: осточертели. А одна баба молодая так и сказала: говорит, и поделом детоубийцам. Народишко простой весь за вас.
Всё, всё шло, слава Богу, именно так, как ему и было нужно. Горожане явно были за него, и от этой поддержки простых, казалось бы, никчёмных людишек городским нобилям, богатым семьям было не отмахнуться, в больших городских коммунах и многолюдных гильдиях всяких разносчиков и уборщиков улиц была большая сила. Но тут всё хорошее настроение Ёж перечеркнул всего одной фразой:
- А ещё тот пёс, о котором я вам вчера говорил, сегодня снова облаивал вашу сестру, опять стоял у места для объявлений и врал, сволочь, что она вам не сестра никакая, а девка какая-то…
- И что же, - спрашивает генерал, сразу мрачнея, - слушал его кто?
- В том-то и беда, что слушали, - убеждённо говорит ему Герхард из Гровена. – И немало людей этого пса послушать пришло.
Волков смотрит на своего шпиона взглядом тяжёлым, но Ёж под этим взглядом не теряется и глаз не отводит, а, наоборот, говорит ещё:
- Паскуднику пасть закрыть надо, больно поганый у него язык. Ни меры, ни приличий не понимает, дурак.
- Да, надо, - не сразу соглашается барон.
И тогда Ёж сразу спрашивает:
- А люди хорошие для такого дела есть у вас?
«Хорошие люди?».
«Хороших людей» в имении у Волкова проживает под тысячу человек. Люди его и вправду хороши, могут прямо на рыночной площади негодяя зарезать или прямо при всех взять и выстрелить ему в морду из пистолета посреди бела дня; но вот сделать это тихо, впотьмах, так, чтобы ни свидетелей, ни следов не оставить…
Волков молчит, думает, а Ёж смотрит на господина, ждёт и понимает это молчание по-своему. И спрашивает у него потом:
- Хотите, чтобы я этим горлопаном занялся?
Но генерал качает головой, он просто не уверен в этом человеке, боится, что его шпиона могут и схватить, и поэтому говорит:
- Завтра поеду в Эшбахт. Пришлю сюда Ламме, покажешь ему болтуна; пока же выясни, где он живёт, а Сыч приедет, пусть о нём позаботится, – и добавляет: – И найди тихое место, чтобы Сыч мог без помех с этим мерзавцем потолковать. Может, где дом есть плохой, без соседей, чтобы...
- Угу, - Ёж кивает; он всё понимает, но, кажется, рад, что не ему одному это дело с горлопаном придётся решать. - Есть у меня один домишко с гнилою крышей, узнаю, кто хозяин, – может, сниму, а может, и без хозяина обживу.
Волков соглашается: да, хорошо. А шпион заканчивает разговор:
- Скажите коннетаблю, что я остановился в трактире «У кумушки Мари». Там и буду его вечерами дожидаться.
На том они и расходятся. Вечер уже давно перетёк в ночь, окна в спальне у Кёршнеров по последнему модному слову домостроения можно раскрыть, и то, конечно, поможет от духоты, но в раскрытые окна летит всякая дрянь: комары, да мошки, да всякие шуршащие мотыли и прочие гады. Вот и гадай, как будет лучше засыпать: в духоте или с комарами. А ещё столько всяких мыслей в генеральской голове, да мыслей ещё и нехороших… В общем, засыпает он уже за полночь.
Глава 40
Едва прокричали петухи, ещё даже булочники не стали перекликаться с молочницами, как он уже поднялся и стал умываться. А Гюнтер, поливая ему, и сообщил:
- Госпожа Клара рекомендовала вам посмотреть одного молодого человека, он сын старшего лакея, одного из старших, что служит у них. Госпожа Клара сказала, что мальчик расторопный, но у неё в доме и так много лакеев.
- А, - понял Волков, - ты про помощника для тебя.
- Именно.
- Ты и госпожу про это спросил?
- Вы хотели грамотного, в деревне у нас таких поискать, ещё чтобы доверить можно было; вот я у госпожи и поинтересовался, – продолжал Гюнтер.
- Ладно, подумаем, – говорит господин. – Посмотрим.
А его человек ему и говорит спокойно, так же, как обычно с ним разговаривает:
- Посмотрите, конечно, господин, но имейте в виду, нам тут выбирать особо не приходится.
- Что? – этого генерал не понял. Он вытирал лицо и шею свежим полотенцем. – Почему
