Война менестреля - Владислав Адольфович Русанов
Зевая, убийца подошла к узкому окну, больше похожему на бойницу. Ну, так на верхнем этаже донжона окна и должны быть такими. Случись осада или штурм, отсюда можно будет стрелять по неприятелю, находящемуся за стенами. Значит, окно должно быть не широким. Но высунуться и подышать проём позволял. Жадно вдыхая стылый осенний воздух, Офра продолжала недоумевать — что же её так в сон клонит? С чего это? И Морин разморило. И звуков волынки снизу не слышно. Уж не связаны все эти явления между собой?
Однако не все в замке дремали. Во дворе сдержанно заржал конь. Звякнуло железо. Кто-то вполголоса выругался. Высунув голову, насколько позволяла бойница, Офра разглядела в свете факелов, как трое одетых в тёмное мужчин запрягают карету. Она раньше стояла под навесом, защищавшим от непогоды, а теперь оказалась посреди двора. Один конь уже стоял, полностью готовый к путешествию, на второго только надевали постромки.
Что это ещё за явление?
Зачем кому-то на ночь глядя понадобилось готовить карету? При этом большая часть обитателей замка, способная взять в руки оружие, наверняка опоена.
Когда становилось горячо, Офра начинала соображать очень быстро. неважно — сонная она или выспавшаяся и полная сил.
Так вот зачем к баранине был подан чесночный соус. Всё просто, как вытащить яйцо из-под несушки. Порошок из макового сока, который привозили из Тер-Веризы, отличался резким горьковатым привкусом. Местные жители называли его «кару-по» и использовали наравне с вином, чтобы входить в блаженное состояние. На северном материке бурый порошок получил наименование «черняшка». Здесь его чаще применяли, как лекарственное средство, чтобы снимать боль и погружать в сон страждущих.
Вот кто-то, видимо, решил, что пора измученным гостям замка отоспаться, пока этот кто-то под покровом темноты провернёт свои дела.
Узнать бы, кто? И расспросить с пристрастием.
Но для того, чтобы выяснить, кто виновен, нужно не свалиться с ног.
Не зря Офра ещё за столом вспоминала о противоядиях. Она, конечно, не достигла тех вершин мастерства, как, скажем, Коло в использовании всяческих снадобий — как отравляющих, так и исцеляющих, но небольшой запас всегда с собой носила. Там в кожаном мешочке хранилась дюжина орешков, которые привозили с Голлоана. Точнее, не орехов, а высушенных семян какого-то местного растения. Может, какого-то из лотосов, коих на южном острове столько разных разновидностей, что и не сосчитать. Иногда наёмным убийцам приходится караулить заказанную жертву сутками. Само собой, накатывает усталость и слипаются глаза. Тогда можно разжевать орешек и сон как рукой снимает.
Открыв внутренний потайной карман сумки, Офра без труда отыскала мешочек, высыпала на ладонь сразу три орешка, содрогаясь, стиснула зубы. Снадобье сперва кислило так, что слёзы наворачивались, а потом оставлял на языке горечь, которая держалась больше суток. Но игра того стоит. Слишком много поставлено на кон. Кривясь, она запила орехи водой из кувшина, захлёбываясь и обливаясь.
Прояснение в голове наступило почти мгновенно. И вместе с ним пришло понимание, что в её сумке кто-то порылся. Пропал глиняный пузырёк с порошком, который получали из тускло-серебристого минерала, чьи кристаллики напоминали иголочки. Добывали его в Унсале, в непосредственной близости от гор Карроса, и называли миспикель. В подробности изготовления яда Офра не вдавалась, но имела на всякий случай. Это, конечно, не слизь голлоанской жабы, лезвие клинка не смажешь, но зато можно подсыпать веду. надёжно и почти безотказно. Иной раз жертва не успевала даже позвать лекаря, чтобы дал противоядие. Кому могла понадобиться отрава?
Офра потрясла головой, потёрла виски.
Слишком много загадок сегодня, слишком много. И посоветоваться не с кем.
Да уж не связана ли болезнь Реналлы, возобновившаяся несколько дней назад, с пропажей яда? А что там рассказывали в лесной школе о действии миспикеля? Кажется, головные боли, рвота, жажда, спазмы… Но Офра понимала, что может путать. Плохо быть недостаточно прилежной ученицей. Вот Коло сразу сказал бы…
К болотным демона Щёголя! Слишком часто в последнее время она начала его вспоминать и вовсе не горя желанием воткнуть кинжал под ребро, а с непонятной тоской. Не дождётся!
Кто мог добавлять веду или питьё Реналлы отраву?
Гвидо? Исключено. Он слишком бесхитростный и искренний, чтобы так сыграть переживания. Да и в его интересах тогда было бы скрывать недомогание Реналлы. Хотя добавлять по чуть-чуть, чтобы окружающие не заподозрили отравление, а поверили бы в усилившуюся болезнь — умное решение и требует ясности мышления.
Кто ещё готовит еду и кормит?
Лонара? Тоже исключено. Эта суровая вожеронка болотного демона пополам перекусит, если заподозрит покушения на жизнь её любимой праны. Предана беззаветно и давно. Готов недосыпать и недоедать сама, но всё время проводить у постели больной. И если бы Лонара хотела угробить Реналлу, то судьба предоставляла ей десятки возможностей ещё до поездки в замок Ониксовой Змеи.
А кто ещё может готовить?
Анне. Нянька Бринна. Она иногда подменяет Лонару у изголовья кровати Реналлы. Ведь какой бы крепкой вожеронка не казалась, ей тоже нужно иногда отдохнуть. Но зачем Анне травить Реналлу? Ведь она души не чает в её сыне — это видно сразу.
Но Офра понимала, что первое впечатление и даже длительное наблюдение бывает обманчивым. Люди, казалось бы, не склонные к лицедейству, порой прекрасно притворяются, если возникает необходимость. Например, кто-то очень хорошо им платит.
Почему бы герцогине Кларине, которая явно положила глаз на кевинальца Пьетро, не пожелать смерти Реналлы? Лейтенант, ставший генералом, ещё недавно числился в воздыхателях зеленоглазой красавицы.
Золото творит чудеса. Особенно-с людьми, которые зачастую и серебро-то видят раз в месяц.
Нужно немедленно доложить прану Гвену!
Она уже кинулась было прочь из комнаты, но остановилась. Что она сможет одна? А если хозяин замка тоже спит мёртвым сном?
Морин!
Кринтийка, пусть и со своим взглядом на жизнь, не понятным человеку с материка, но надёжна и предана Реналле.
Чтобы разбудить черноволосую уроженку полуострова пришлось потрудиться. Офра старалась изо всех сил, понимая, что каждое потерянное мгновение может стоить кому-нибудь жизни. Только после нескольких хороших пощёчин Морин открыла глаза:
— А? Что?
— Вставай!
— Спать хочу…
— Нельзя спать. Вставай!
— Спать…
Офра сунула кринтийке в рот пару бодрящих орешков.
— Жуй!
Челюсти Морин вяло задвигались. Нехотя и лениво. Но потом её, видимо, пробрало. В глазах появились проблески мыслей.
— Что за мерзость?
