Тайное местечко - Виктория Викторовна Балашова
Ужинать расселись у маленького столика, место хватило каждому. Щи и вправду вышли на славу! Каждая витаминка на своем месте. Потому и кушали молча из деревянных мисок деревянными же ложками. Потом пили травяной отвар из глиняных чашек. Спать бабушка предложила на лавках, сама она спала на печи, как и положено приличной бабе Яге. Остальные разговоры решили отложить на завтра. Всё же день выдался слишком трудный. Устали все. Жаль, что только сказочной осталась и банька у бабы Яги. Тут её не было. Мылась бабушка у ручейка за домом, а в качестве мыла использовала мыльную траву. Намывшись, наевшись, все улеглись спать, как только стемнело. Или даже стемнело, как только все улеглись? Одним словом, день закончился с закатом. А будет новый день, будет и пища.
И только последняя Яга лежала и вспоминала историю их Рода, что велась от Богини Макоши, старшей из трёх Богинь судьбы, две младшие, это Доля и Недоля. Мама была прядильщице нитей судеб людских. А уж отец Ягинюшки был сам Бог Вий, правитель Мира Нави, сын Рода. Сильна и прекрасна была дочь их, Ягиня… Мудра и любила детей, видя в них будущее Родов. Как долго она не хотела выбирать себе мужа. Как поставила даже условие, что должен он победить её в бою ратном. И как потом счастлива была с прекрасным Богом Велесом. Это был прекрасный союз двух равных Божеств! Они объединили силы жизни и смерти, мудрость и чары. Правили в верхнем подземном царстве, где более всего развивалась культура и наука. Жаль, что их разлучили… Тогда спасая любимую, Велес навсегда ушёл в Навь. Ягиню ждало перерождение в тяжкой разлуке с любимым. Изначально Хранительница Рода, заморозила сердце своё, стала повелительницей вьюг и метели… Но оттаяла, нашла в себе силы. Победило исконное женское начало. Стала она дарительницей. Проводила обряды просвещения у детей, врачевала, учила и перерождала из для мудрой жизни, возрождения Рода. Много дала она Миру. Собирала она в своих пределах, после страшной войны сироток, которых учила и так помогала возрождать силу мудрости в темные времена диколесья. А ещё, и сейчас это осталось ей главным — провожала души через тонкую грань жизни в посмертие. Возможно, это в ней говорила дань памяти любимому. Но навсегда стала она проводником, стоящим по разные грани бытия. То и детям своим передала. Аглая, как уже и прабабка, не была Богиней. Но не стала и просто живущей на земле. Порастерялась и мудрость. Не перепекала больше деток в Волхвов. Не было на то сил ей дадено. Волхвы пропали с Земли матушки. Истребили их завистники чужеродные, за что поплатились уговорами и кабалой. Но так мечталось в светлых грезах Аглаюшке еще сызмальства… Так тянуло к деткам… Сеять светлое, доброе, нести свет посвящения. Глядеть на плоды труда совместного с молодняком подрастающим… Но оставили ей только врачевание, знахарство, и знания, от которых многия печали. А ещё и жизнь вдали от поселений, в лесах дремучих. Да быть проводником между Миром живых и мертвых. Так свой век и доживать, да быть за то уж Богам благодарной. А она так не привыкла, сущность божественная тяготела к тому, чтобы что-то сотворять с кем-то или самой. Или даже помогать кому-то сотвориться.
Глава 7
Снова они сидели вдвоём. Утром и днём переделали для бабы Глаши, что смогли: натаскали воды, подмели и прибрали в доме, наносили хворост и дрова в сарайчик, или скорее, под навес. И после, испросили разрешения отойти на соседнюю полянку и посидеть подумать и поговорить о своём, о Земном… До этого не сговариваясь каждый думал сам, молча. Да и сейчас, разговор не начинался. Сели у березки, на пригорке у ручейка. Быстрая водичка уносила печали, и весело журчала о вечном. Но молчаливые «собеседники» вечного не хотели. Их думы были тяжкие, тут бы волны океана смогли смыть и унести, а ручейку не под силу.
Ну вот что теперь делать? Дорога домой, туда, где привык дом свой ощущать, к родным и друзьям закрыта! А тут… Ну не мечталось им исследовать другие Миры, и в сказку не хотелось! А Мир совсем не знакомый. Не сильны они в мифологии… Да и знания Земные, как оказалось, лучше позабыть от греха подальше. А то, ляпнешь так, а оно всё другое. И кто научит и когда? Ещё и Род есть, значит — устои и уклад, да и у каждого свой путь, оказывается! И боязно, и тошно. А решать что-то надо. Эх. Попались на сладкую ловушку. Как мухи в варенье. И винить более некого.
— Ты, смотрю, тоже не сильно рада переселению народов?
— Рада, аж тошно, — ответила, вздохнув Олеся, обрадовавшись хоть какому-то началу разговора. Молчание уже давило, как и сама ситуация, но слова всё не находились.
— Я так понял, обратно отпроситься не у кого? Да и не приветствуется это.
Тоже вздохнул Остап, срывая травинку и играя в «петушка или курочку». Но, уже четвёртый раз выходил петух, парень меж тем продолжил:
— Боюсь, что и гнев можно навлечь. Да не на себя одних. Если тут Родовая система, то как бы старший в ответе за неразумных родичей своих.
— Думаешь к своим идти?
— Да какие они мне свои, Олесь? Мне ты больше своя! У нас с тобой общего больше, чем со всеми ними вместе взятыми.
— Вот и я так чую. Не хочу к «своим». Но учиться где-то и у кого-то надо. А тут учителя в очередь за нами не стоят. А Мир вроде магический, хоть мы с тобой о том только слыхали пока.
— А ты не заметила, как баушка на полати залетела? А до того, как от пальца печь прикурила?
Олеся грустно улыбнулась от этой немудреной шутки с земным юмором.
— Олесь, я подумал, хочешь, к твоим пойдём, но вместе. Ну, если хочешь, в смысле, я готов с тобой пойти. Там,
