Клятва на огне - Ирина Игоревна Голунцова
— Сама же первая начала.
Обернувшись, я недовольно нахмурилась, пусть и не выражая искренней агрессии.
— Слушай старших, спи. А то еще на шум прибегут эти ребята из комитета, хочешь внезапных зрителей?
Помолчав секунду, парень подметил как ни в чем небывало:
— Ты на старушку похожа, когда начинаешь причитать. Это к слову.
— А вот это обидно, малолетка ты моя.
— Я тебя младше на четыре года, это небольшая разница.
— Но ощутимая, как я вижу.
— Верно. Ты же боишься, что мы развалимся.
— Ты с каких пор стал таким дерзким?
— Не знаю, не замечал, — с легкой улыбкой подметил Шото, крепче обняв меня со спины и поцеловав в макушку.
Вот уж не припомню, чтобы он научился так остро и быстро метаться сарказмом, на него это совсем не похоже. Вероятно, я оказываю на парня не лучшее влияние, но отказаться от него я уже не в состоянии. Даже если легкая эйфория влюбленности сойдет на нет, в отношениях останется прочный фундамент. В одном Шото прав, мы почти как семья, и даже если нас не ждет совместное будущее, я сделаю все, чтобы он был счастлив. Дело даже не столько в установившейся связи, из-за которой меня переполняло тепло и спокойствие рядом с парнем. Он достаточно настрадался.
Сон забрал нас практически моментально, даже не знаю, кто раньше отключился. Тело словно жидким свинцом накачали, из глубокой дремы я вынырнула только под утро. Еще не открыв глаза поняла, что за окном уже взошло солнце, от лежания в одной позе затекла рука, плечо сводило, а из-за полученных в битве увечий ныли мышцы и кости.
Попытавшись лечь на спину, чуть не заплакала от боли. Да уж, утром та еще проблема подняться с кровати, я даже, кажется, так ужасно себя не чувствовала, когда проснулась ночью. Шото, по обыкновению, спал без задних ног, мои попытки улечься поудобнее ничуть не потревожили его. Точнее, он недовольно замычал и перевернулся на другой бок. Видимо, тут действительно только я грозилась развалиться на части.
Присев, принялась растирать глаза в попытке окончательно проснуться.
— Доброе утро.
Пусть приветствие и прозвучало добродушно и тихо, от неожиданности меня не просто передернуло, я аж взвизгнула. А затем чуть не застонала, когда по телу прошелся болезненный спазм.
Удивительная вещь — несмотря на крепкий сон, реакция у Шото оказалась отменная, он тут же подскочил, приняв сидячее положение. Но, как и я, скривившись, согнулся пополам от нахлынувшей боли в мышцах.
— Ой, прошу прощения, недумала вас так напугать. Вы просто так мило лежали, не хотела вас будить.
— Мама?.. Ты что тут делаешь? Я думал, ты ушла вчера.
Ма?.. Мама… ааа… ооо…
Сколько лет я уже не видела Рей Тодороки? Наверное, с тех пор как ее положили в больницу, я ее практически и не помнила. Женщина с мягкими чертами лица, добрым взглядом, от нее исходила чистая легкая энергетика, которую я часто замечала за Нацуо.
— Да, но я не могла не навестить тебя еще раз. Врачи меня отпустили, я себя уже хорошо чувствую.
— А… сколько сейчас время? — растерянно поинтересовался Шото.
— Где-то за девять. Извините, что не разбудила, я была немного удивлена, увидев вас вместе. Вы настолько дружны?
— Ну… мы…
— Наги моя девушка.
Что, прям вот так, сразу?! И с такой спокойной физиономией?! А как же попытки отвертеться, сказать, что чем мы ближе, тем быстрее восполняются мои силы и тому подобное? И это озадаченное выражение, с которым Рей посмотрела на нас, просто сводило с ума. Я уже и не помню, когда в последний раз чувствовала такую неловкость, можно мне провалиться сквозь землю?! Шото, будь ты неладен!
— Оу, вот как… — неловко улыбнувшись, Рей добавила: — Извини, если прозвучит бестактно, но ты же ведь старше его на несколько лет, и… он же несовершеннолетний.
— Ну… да, но мы… это… как бы… начали встречаться, когда я тоже была несовершеннолетней. Я… я понимаю, это…
Боже, дай мне сил хотя бы мысль выразить спокойно, у меня язык заплетался от волнения, сразу после сна и с такими вопросами я не готова бороться. Прям чувствовала, как краска заливает щеки, от неловкости так и тянуло спрятать глаза.
— Мам, все нормально, — в отличие от меня, Шото говорил с непоколебимой уверенностью и спокойствием. Он накрыл мою руку своей, пытаясь поддержать и успокоить. — Наги не та, какой ты ее помнишь в детстве, она ни за что не причинит нам вреда, тем более мне. Я ведь стал ее хозяином.
— Э-э, хозяином?
Я едва сдержалась, чтобы не пробить ладонью лицо, но от тяжкого вздоха не устояла, поэтому уточнила:
— Моя причуда — цербер. Раньше хозяином причуды был Старатель, теперь стал Шото.
— Сложно у вас все, — протянула Рей, а затем невинно улыбнулась: — Просто я думала, что ты с Нацуо найдешь быстрее общий язык, вы же почти одного возраста.
— Вот как…
Типа она думала, что я буду девушкой Нацуо, а не Шото? Это единственное, что ее волнует на мой счет?! И почему я продолжаю чувствовать себя такой ущемленной?
— Тебе действительно не стоило приходить, со мной все в порядке, — переключил внимание на другую тему Шото. — Сегодня меня выпишут, и я вернусь домой. Или в ЮЭЙ. После всего, что случилось… надо, чтобы кто-то был с Фуюми и Нацуо.
— Твой отец сказал то же самое. Но ему, как и тебе, надо восстановиться. Нам всем надо…
Настроение женщины моментально ухудшилось, она с тоской потупила взгляд, и причина тому была на поверхности. У этой причины я ходила на коротком поводке по меньшей мере несколько месяцев. Не представляю, что испытывала Рей. Сын, которого она считала погибшим, явился мрачной тенью Лиги злодеев, желая обрушить на головы родственников свою ненависть.
Даже представить не могу, насколько ей тяжело.
Напряженная пауза, опустившаяся в палате, казалось, никого не смущала, все были погружены в свои мысли. Поэтому внезапно открывшаяся дверь застала нас врасплох, я даже вздрогнула от неожиданности. Нервы уже никуда не годятся.
— Рэй? Эм… прости, не думал, что ты здесь, я…
И, видимо, меня тоже Старатель не думал здесь увидеть. «Здесь» это на одной с его сыном койке под одеялом, а еще держащихся за руку. У меня за долю секунды вся жизнь пробежала перед глазами, почувствовала себя вором, которого поймали с поличным. А вот недоумение во взгляде мужчины пусть и медленно, но довольно решительно сменялось шоком, а затем и злостью.
