Как закалялся дуб - Борис Вячеславович Конофальский

— Теоретически это возможно, — сказал Буратино, — только поговорим мы об этом, если статья будет хорошая.

— Не волнуйтесь, не подведу, — заверил бандитов Понто.

И бандиты пошли по своим делам, они отошли на десяток шагов от дома, а журналист, всё ещё стоявший на крыльце, крикнул им вслед:

— Синьоры бандиты, а вы мне всё-таки душу-то сломали.

Синьоры бандиты обернулись как один, а синьор бандит Рокко даже уже сдвинул брови, хотел было что-то ответить, но журналист хихикнул и захлопнул дверь.

— Идиот, — произнёс Буратино. — Боже мой, сколько в нашем городе идиотов.

— Так это же хорошо, — сказал Рокко, — ведь в этой жизни как: чем больше вокруг тебя трусов, тем ты смелее, чем больше вокруг тебя дураков, тем ты умнее, чем больше воров, тем ты честнее. Верно я говорю?

— Верно, Рокко, — согласился Пиноккио. — Чем больше вокруг сволочи, там жить легче. Только тоскливо это и скучно.

— Это с непривычки и от безденежья, — разумно предположил Чеснок. — А как лавэ будут, так и со сволочами ужиться можно.

— Соображаешь, — согласился Пиноккио.

— Да я бы и не назвал нашу жизнь особо скучной. Весёлая она у нас, временами даже слишком.

— Это точно, — опять согласился Буратино.

И они пошли смотреть, где находится дом, в котором живёт синьор редактор Малавантози. А домик у синьора редактора был ничего себе, приличный. И садик вокруг домика, и заборчик вокруг садика. И квартальчик был такой чистый, что четыре хулигана смотрелись здесь инородными телами.

— Вот как живут влиятельные люди, — произнёс Буратино, оглядываясь вокруг: чисто, уютно, калиточка резная и полицейский на углу.

— Серджо, — тихо произнёс Рокко, — что ты на полицейского уставился, ты сейчас в нём дыру проглядишь. А ты, Фернандо, отойди от забора, не наваливайся на него, чертяка здоровый. Заборчик-то игрушечный, сломаешь.

— Ладно, пойдёмте, — произнёс Буратино, — а то Серджо теперь в доме дыру проглядит.

Таким образом Пиноккио выяснил для себя всё необходимое, он улыбнулся и произнёс вслух:

— Если Понто не наврал, у нас всё получится.

— А что получится? — спросил Чеснок.

— Будет у нас статья в газете.

— А если Понто наврал?

— Возьмёшь мокрое полотенце и пойдёшь к нему. Понял?

— Понял, — кивнул Рокко, — а как же ты уговоришь редактора?

— А я его уговаривать не буду, я буду уговаривать его жену.

— А как?

— Есть два пути. Сложный и стопроцентный, и лёгкий, но с низкой степенью вероятности.

— Это какие же?

— Первый, беспроигрышный, — начал Буратино. — Поехать в столицу, найти господ офицеров, с которыми развлекается жена синьора Малавантози, и попытаться заснять их во время развлечения с мадам редакторшей. Но на это у нас нет времени.

— А второй?

— А вторым мы займёмся на днях, я тебе всё объясню.

Четверо бандитов за разговорами и в хорошем настроении добрались до своей берлоги, но по прибытии туда настроение у них быстро испортилось. И вестником печали был Лука Крючок:

— Пацаны, беда, — начал он ещё издалека, только увидав дружков.

— Кажется, я начинаю к этому привыкать, — кисло улыбнулся Буратино.

— Что стряслось? — спросил Рокко.

— Дино Кальяри взял на вас контракт! — выплюнул Лука, вылупляя глаза.

— Откуда знаешь? — сразу спросил Буратино.

— Мужик один сказал, — отвечал Крючок шёпотом, — он у нас в сарае сидит, сам пришёл. Говорит: «Где Буратино?». Я ему: «Нету». А он: «Когда будет?». Я ему: «Не знаю». А он: «Я подожду».

— А откуда он знает, — начал Буратино, — что этот, как его…

— Дино Кальяри, — подсказал Лука.

— Да, Дино Кальяри взял на нас контракт? — спросил Чеснок.

— Сам спроси, он мне больше ничего не рассказывал, сидит и курит молча, — ответил Лука.

— Пойдём, посмотрим, — произнёс Буратино, — а ты, Рокко, на всякий случай приготовь обрез.

— Уже, — ответил Рокко, взводя курок.

Буратино подошёл к сараю, открыл дверь и увидел «мужика» лет двадцати семи в красной рубахе, расстёгнутой до брючного ремня, в чёрных холщевых штанах и рыбацких сапогах. Мужчина встал, увидев пацанов, и спросил, глядя прямо в глаза Пиноккио:

— Ты Буратино?

— С кем имею честь? — в свою очередь спросил Пиноккио.

— Чего? — не понял парень.

— Тебя-то самого как звать? — пояснил Рокко.

— Меня зовут Педро, для друзей Пепе Альварес.

— Понятно, — сказал Буратино. — Фернандо, будь добр, забери у синьора Пепе Альвареса ту штуку, что торчит из сапога.

Буратино говорил о большой, даже огромной навахе, что носят все испанцы, наверное, со времён Кордовского халифата. Наваха была настолько большой, что даже не помещалась в кармане, поэтому Пепе носил её в сапоге. Он сам достал нож и отдал его Фернандо.

— Благодарю вас, синьор Альварес, — поблагодарил Буратино, — меня зовут Пиноккио Джеппетто, для друзей Буратино. У вас есть ко мне дело?

— Есть, и дело у нас общее.

— Давайте сядем, синьор Пепе, и вы в двух словах объясните цель своего визита. Кстати, Лука, будь другом, сделай нам кофе, промёрзли мы что-то сегодня. А ты, Серджо, помоги ему.

— Хорошо, — сказал Лука, и они с Серджо ушли на улицу.

— Неделю назад, — начал Альварес, — цыган Николай объявил на вас контракт. Такие контракты — дело грязное, и не всякий уважающий себя человек возьмётся за такую работу. Но сумма была велика, и я знаю, что многие подумывали об этом. И контрабандисты подумывали, и конокрады, да и простая шпана.

— Об этом мы и без тебя знаем, Пепе, — сказал Чеснок. — Ты о деле говори.

— Многие подумывали, но никто не хотел мараться. Пока об этом деле не узнал Камбала Кальяри. Он — жаба, он возьмётся за любую грязь, лишь бы сбить пару золотых. Я пришёл к вам, чтобы предупредить вас об этом.

— Нам очень приятна ваша забота о нас, синьор Пепе, — улыбнувшись, произнёс Пиноккио. — Только вот непонятны мотивы.

— Говоришь ты больно мудрёно, — отозвался Альварес.

— Мой друг спрашивает, — пояснил Чеснок. — С какого это ты перепугу взялся нам помочь? Или мы тебе