Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
А самые опасные строфы поют полностью:
Свободе — привет и почёт.
Пускай бережёт её разум.
А все тирании пусть … возьмёт
Со всеми тиранами разом!
И эту:
Да здравствует право читать,
Да здравствует право писать.
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать. (Роберт Бёрнс «За тех, кто далёко»)
Зал ещё после первой строфы дружно перестаёт обращать внимание на студентов, подчёркнуто занявшись едой и тихими приватными разговорами. Но почему молчит оркестр? Моорна, невольным жестом поправив очки, замаскированные искрящейся полумаской, внимательно оглядывает запевалу и наклоняется к Торсе.
— Он дурак или псих?
Торса, полуприкрываясь бокалом, окидывает поющих быстрым всё замечающим взглядом и со злой насмешкой отвечает:
— Он на работе. При исполнении служебных обязанностей. Выпьем за доверчивых дурачков.
— Выпьем, — кивает Моорна и снова уже по-другому осматривает зал. — А вон и его напарник. За третьей колонной. Отслеживает и регистрирует реакцию.
— И ещё по залу бродят, — фыркает Торса. — Нашли время и место! Зачёт у них в училище, что ли?
К их столику вдруг подсаживается юный красавец в дорогом явно непокупном, пошитом на заказ костюме, с бриллиантами во всех положенных мужчине украшениях.
— Какая вдохновляющая песня, девушки! Давайте подпоём.
Торса укоризненно качает головой и увещевает незванного гостя по-матерински участливо:
— К нашему столу и с такими предложениями. Ай-я-яй, молодой человек, ну, разве можно так не разбираться в людях?! У вас будет незачёт по практикуму.
А Моорна снова поправляет очки и говорит тоном строгой, но справедливой учительницы:
— А не пошли бы вы, молодой человек, — и старательно выговаривает длинную, услышанную когда-то от Гаора фразу.
Юнец оторопело хлопает глазами. За его спиной из ниоткуда возникает официант, шепчет что-то на ухо и исчезает. Юнец смущённо краснеет, рассыпается в извинениях и тоже исчезает. За соседним столиком Моорне беззвучно аплодируют несколько мужчин в штатском, но с военной выправкой, а их спутницы от души смеются и одобрительно кивают. Моорна, шутливо пародируя артистку, раскланивается.
— Ну и лексикон у тебя! — от души хохочет Торса. — Так даже моя редакторша не умеет. Где подцепила?
— Да, был у нас… один … ветеран, — не слишком охотно отвечает Моорна. — Стали как-то шкафы передвигать. Ну, он и высказывался. Правда, потом извинился. А я запомнила. А что этому сказал официант?
— Да ничего особенного. Чья я дочь. А у отца здесь вполне приличная часть в совладении. Да и не по зубам он такой шушере. Но ты молодец, такие обороты и на память с одного раза, — с искренним восхищением качает головой Торса. — Да, армейский фольклор — это вещь. Потом повторишь мне, а то я не всё запомнила.
— Конечно, — радостно соглашается Моорна. — Будешь отбиваться от своей редакторши.
— Ну, положим, не только от неё, — подчёркнуто многозначительно уточняет Торса.
И они снова радостно беззаботно хохочут…
…Моорна оглядела накрытый стол и убранную после готовки кухоньку. Ну вот, у неё всё готово, а Торса где?
А, вот и звонок!
Сначала в крохотную прихожую влезла и бухнулась, звякнув, большая коробка, и только потом втиснулась элегантная шубка Торсы.
— Уф! Еле допёрла. Тащи в комнату, а я разденусь.
— И чего ты в шубе? — поинтересовалась Моорна, уволакивая коробку. — Весна давно.
— Весна по календарю, а не по погоде. А я от тебя поеду за город. Там, мне сказали, кое-где даже снег не весь стаял. И чего-то я мёрзну последнее время.
Моорна кивнула, промолчав, что Торса действительно последнее время выглядит… не ах, скажем так. Но сегодня их день и не будем о грустном.
Болтовня на девичьих посиделках — это совсем особый жанр. Со своим лексиконом, особенной тематикой и специфическими формами. Пересказать невозможно, проанализировать — тем более. А когда болтают две давние приятельницы, то в водопаде намёков и иносказаний не разберётся никто. А самое серьёзное… да нет, всё серьёзно. Складки бантовые или односторонние, бантовые полнят, ну, это кое-кому на пользу… новая причёска у этой… ну, ты её помнишь… а у этой новый хахаль, а муж… он опять на побережье уехал, серия репортажей… хорошо устроился. И по курортам проедется, и гонорар за серию… но пишет он хорошо… на его темы плохо писать трудно… и незачем… а бирюза опять в моде… дорогая зараза… с янтарём не сравнить… ну, так янтарь только привозной, алеманы и лупят сколько хотят…
Вино Торса подобрала мастерски. Масса небольших бутылочек, но чтоб под каждое угощение своё.
— Думаешь, «ёрш» в желудке безопаснее? — усомнилась в начале пиршества Моорна.
— Ты в этом всё равно ничего не понимаешь, — отмахнулась Торса. — Делай как я и ни о чём не думай. И не трепещи. Что для нас, я выставила, а остальное для другой компании.
— Угу, — согласилась Моорна, расставляя бутылочки. — Ой, а это что? Шартрез?
— Ой, положи обратно. Это подарок. Кое-кому.
Моорна повертела в руках тёмно-зелёную пузатую бутылочку, посмотрела на свет. Густая даже на взгляд жидкость тяжело колыхалась за толстым стеклом.
— И вот это стоит больше шестисот гемов?!
— Это шартрез-форте, видишь надпечатку? Он ещё дороже. Он, — Торса как-то нехорошо ухмыльнулась, — для мужчин.
— Но мужчины не пьют ликёров, — удивилась Моорна.
— Этот пьют. Так что не разговаривай и клади. Безумеют они с него. И, — Торса снова ухмыльнулась, уже с явной злобой, — маньячить начинают.
— Тогда ой, — согласилась Моорна, отправляя бутылку обратно в коробку, разгороженную внутренними перегородками на ячейки. — В эту?
— Да. Пустые потом твоими черновиками набьём. Пригодятся на пикнике для растопки.
Пустеют бутылочки и блюда, приятное тёплое оцепенение охватывает тело и мысли. За окном ровный городской шум, где-то вдалеке играет музыка, у кого-то достаточно богатого тоже пращдник, несмотря на будний день. Весной такое бывает.
— Хорошо, — вздохнула Моорна, откидываясь на спинку дивана.
— Ещё бы, — кивнула Торса. — Маленькие радости женского бытия.
Женского, не девичьего? Моорна удивлённо посмотрела на Торсу. Та поняла и кивнула.
— Да, именно так. А ты? Всё ещё нет?
Моррна вздохнула. Безжалостно наступало время откровенности, когда говорят только правду и только о том, что действительно важно. Именно этим и опасны такие посиделки. Потому и собираются на них маленькими компаниями, где все доверяют всем полностью и безоговорочно.
— Я жду. Хотя знаю, что ждать нечего.
— Некого?
— Нечего. Он не вернётся, оттуда не возвращаются. Но я всё равно жду.
Торса выразительно посмотрела на полочку над декоративным камином.
— Он там?
— Да, среди остальных. У меня нет его отдельной фотографии.
Торса встала и подошла к камину.
— Журналист? Надеюсь, не ваш бывший главный?
— Нет, что ты, — Моорна даже покраснела.
— А, ну да,
