Паутина натягивается - Валерия Веденеева

Я махнул рукой в сторону храма.

— Я хотел войти в Храм Горних Вершин, но воин Матиас и его товарищ меня не пустили, объяснив, что внутри молится светлейший Сантори. А когда я спросил, зачем ему одному для молитвы целый храм, стали угрожать Залами Покаяния за еретические речи.

— Понимаю… — проговорил Теаган, и его взгляд надолго задержался на Матиасе. — А о каком безумце идет речь?

— Это был странный худой мужчина, который залез на статую Пресветлой Хеймы, угрожал Деврану пришествием великого зла, а еще называл гнилью светлейшего Сантори и его спутницу.

Одна половина лица Теагана непроизвольно дернулась.

— Спутницу? — переспросил он.

— Молодую актрису из одного из столичных театров, — объяснил я. — Мне довелось видеть с ней пару представлений.

— Понимаю, — повторил Теаган, и мне показалось, что он с трудом удерживает на лице прежнее доброжелательно-нейтральное выражение. — Воин Матиас, у вас есть что добавить к сказанному?

Тот дернулся.

— Я… Мы… Мы охраняем светлейшего Сантори и выполняем его приказы. Этот… э… этот молодой господин показался нам подозрительным, а когда появился святотатец с еретическими речами, мы… э… мы соотнесли присутствие молодого господина и присутствие святотатца и подумали, что это должно быть связано. После того я обратился к Достойным Братьям с просьбой задержать молодого господина до… э… до выяснения обстоятельств, — Матиас замолчал, и я заметил, что по его вискам катятся крупные капли пота.

— Что ж, — после паузы проговорил Теаган. — Воин Матиас, вам не следовало спешить с обвинениями. Обоснованный вопрос — не повод обвинять человека в ереси.

Выговор, если его можно было так назвать, был произнесен спокойным, даже мягким тоном, и я ожидал, что Матиас перестанет столь заметно нервничать. Однако лицо у того побелело, а когда он поднес руки к груди, чтобы, как полагается, сжать их и поклониться жрецу, я заметил, как сильно они дрожат.

Интересно, отчего такая сильная реакция? Не то чтобы мне было этого Матиаса жаль, конечно.

— Я рад, что все разрешилось, — Теаган повернулся ко мне, вновь доброжелательно улыбаясь. — Примите мои извинения за то, что ваш первый визит оказался омрачен этим недоразумением.

— Ничего страшного, — отозвался я ему в тон. — Это вовсе не ваша вина. Всего лишь стечение обстоятельств, — при этих словах я глянул на Достойных Братьев. Хм, а ведь они тоже нервничали. Не так явно, как Матиас, но я заметил скованность их поз и общее напряжение в выражениях лиц.

Теаган тоже скользнул быстрым взглядом по Достойным Братьям и Матиасу.

— Возвращайтесь на свои посты, — велел им сухо. Все четверо тут же низко поклонились, и Матиас направился к храму, из которого все еще не вышел светлейший Сантори, а боевые маги — к воротам Обители. Остались только мы с Теаганом, ну и замершая неподалеку продавщица пирожков, оказавшаяся невольной свидетельницей как «недоразумения», так и последовавшего за ним разговора.

Посмотрев в ее сторону, я отметил, что она выглядит такой же бледной, каким под конец беседы стал Матиас. Странно. Теаган заметил мой взгляд и тоже повернулся к женщине.

— Здесь продаются интересные пирожки, — сказал я, решив поменять тему разговора, потому как в воздухе между мной и жрецом все еще висело напряжение. О «недоразумении» и обо всем остальном можно будет поговорить попозже. — Треугольные. Впервые такие вижу.

Теаган недоуменно моргнул, потом еще раз посмотрел на продавщицу и ее переносную лавку.

— Пирожки? — повторил он и наконец расслабился, а странное напряжение исчезло. Потом на губах жреца заиграла легкая улыбка. — И как вам вкус этих… пирожков? Понравился?

— Да, — сказал я. — Но их надо сперва хорошо распробовать. Необычное сочетание… всего.

— Пирожки! — повторил жрец и тихо рассмеялся. — Рейн, это тойво, церковный хлеб. Его пекут в женских скитах в канун новолуния, там же освящают, после чего привозят в Светлый Город, чтобы прихожане могли причаститься. И, кстати, вы первый человек на моей памяти, которому вкус тойво понравился сам по себе. Их обычно покупают для исцеления болящих, а еще они помогают от душевных страданий.

Вот как. Значит, женщина в длинной зеленой мантии тоже была служительницей Церкви. Недаром ее одежда показалась мне необычной.

— А не будет ересью, если я куплю тойво чтобы его просто съесть? — поинтересовался я. — Без всяких исцелений?

— Нет, не будет, — все еще посмеиваясь, отозвался Теаган и вместе со мной направился к продавщице.

При нашем приближении она поклонилась еще ниже, чем до того кланялись стражники, взяла мои монеты и протянула мне кулек с тойво. Хотя откровенного страха ее лицо не выражало, но будто закостеневшее тело и неловкие движения выдавали сильную тревогу женщины.

Ну правда, ей-то чего бояться⁈

Теаган на реакцию продавщицы внимания не обратил — то ли не заметил, то ли привык. Может, ее страхи были как-то связаны с той церковной «гражданской войной», о которой говорила мне Амана?

— Вы ведь не откажетесь посетить Обитель? — спросил Теаган, прервав мои мысли. — Я пойму, если поведение стражи испортило вам настроение…

— Не откажусь, — сказал я. — А Первый Храм вы мне покажете?

— Постараюсь, — жрец мягко рассмеялся.

У ворот, ведущих в Обитель, меня не задержали даже для минимального осмотра, хотя я был морально к этому готов — всех, кто приходил до того, осматривали очень тщательно. Стражники лишь молча открыли створки, пропуская нас, и также молча закрыли за нашими спинами.

— Вы не против, если я сперва переоденусь? — сказал Теаган, когда мы прошли немного вглубь. — Боюсь, если останусь в таком виде, то буду шокировать остальных жителей Обители.

— Конечно, — отозвался я, с интересом оглядываясь по сторонам. Впрочем, здания, где жили иерархи Церкви, не слишком отличались от тех, которые я видел, когда поднимался на холм. Разве что в Обители в изобилии росли деревья, кроны которых все еще оставались густыми и зелеными, несмотря на конец осени, а на внутренней площади, на которой мы оказались, пройдя через ворота, било с десяток небольших фонтанов.

Охрана была и внутри — в основном Достойные Братья. Я отчетливо ощущал на себе их колючие взгляды, но стоило мне посмотреть в сторону кого-то определенного, как тот торопливо отводил глаза.

— Чужаков здесь не любят, — сказал я, когда очередной боевой маг начал сверлить меня взглядом.

— Скорее,