Артефакт острее бритвы - Павел Николаевич Корнев
Лиска только фыркнула. Через оставленную в её платье пулей дыру проглядывала белая кожа; девчонки прижимались друг к дружке, предельно отодвинувшись от Шалого, ну а я, устроив голову на коленях Беляны, полулежал на противоположной скамье.
— Я вас предупредил! — хмуро бросил священник и замолчал.
Дурное настроение отца Шалого объяснялось отнюдь не одной только неудачной охотой, но и тем несомненным фактом, что охотились и на него самого. Те лихие стрелки определённо не были заодно с чернокнижниками, а если и были, то получили заказ на голову священника задолго до того, как мы отправились блуждать по тёмным улочкам Тегоса.
Поэтому вдвойне удивительней оказалось получить от священника не только совет помалкивать, но и увесистый мешок. Меня довезли непосредственно до больницы, вот там отец Шалый свой подарок и вручил. Я безмерно удивился, а когда помимо какой-то мелочёвки нашарил внутри длинноствольный револьвер, то озадачился пуще прежнего.
— Зачем ещё?
Священник неприятно улыбнулся.
— Так хоть какие-то шансы выжить будут. Колдун из тебя, как…
Он не договорил, махнул рукой и велел брату Смурному трогать. Экипаж укатил, а я отправился в приёмный покой долечивать кое-как закрытую рану. Коллеги из ночной смены отнеслись с пониманием и три шкуры драть не стали, ещё и определили на ночь в служебную палату. И это было замечательно: иначе пришлось бы спать где-нибудь на полу в коридоре — такая слабость навалилась, что словами не передать. До усадьбы бы точно не дошёл.
Но ранение ранением, слабость слабостью, а свою смену на следующий день я отработал от звонка до звонка. И скидок мне никто делать не стал. Ладно хоть ещё не случилось аврала — к нам лишь дополнительно перенаправили с десяток пациентов из других больниц, где из-за вчерашних нападений образовалась нехватка специалистов по порче.
Хотел бы я сказать, будто у меня после лечения всё как рукой сняло, но ничего подобного: лёгкие то и дело рвал сухой кашель, а от табачного дыма и вовсе становилось нехорошо. Я даже пригрозил швырнуть в Дарьяна револьвером, если тот вздумает закурить при мне одну из своих вонючих сигар.
Почему швырнуть? Да просто в барабане не осталось нестреляных зарядов, а снарядить его к бою оказалось той ещё морокой. Отец Шалый позаимствовал у мёртвого стрелка пороховницу, капсюли, мешочек с пулями и прочую мелочёвку, но и так с непривычки я провозился никак не менее получаса. Ещё книжник с непрошеными советами под руку лез, едва не послал его куда подальше.
Перво-наперво оружие пришлось почистить, затем я засыпал в одну из камор порох, взял увесистую свинцовую пулю и воткнул её сверху, но пальцами сумел засунуть лишь до середины. Задумался, что делаю не так, тогда и обнаружил, что под стволом имеется поворотный шомпол. Я подкрутил барабан, с силой отвёл в сторону рукоять-рычаг и до упора загнал застрявшую пулю в камору. Дальше оставалось лишь повторить всё пять раз и вставить капсюли.
— Смазка нужна, а то порох отсыреет! — заявил тогда Дарьян. — Я читал, он влагу впитывает.
Наверняка, так дело и обстояло, поскольку имелась в наборе и баночка с салом, но я советом книжника пренебрёг.
— Не успеет ничего отсыреть! Айда в подвал!
Стрелять мы взялись по очередному забракованному ходячему мертвецу, но если прежде до наших упражнений лысому наставнику Дарьяна не было никакого дела, тут он погнал нас прочь. Оно и немудрено: бахал револьвер просто оглушительно.
Во второй половине дня кашель заметно усилился, закружилась голова, всё начало видеться чуть подсвеченным алым, куда дольше обычного приходилось возиться даже с самой простенькой порчей. От магистра Первоцвета моё состояние не укрылось, он прописал обильное питьё и даже выдал рецепт травяного сбора, а заодно велел оставаться на ночь в больнице. Это распоряжение откровенно раздосадовало, поскольку я вновь лишался платы за ночное дежурство в усадьбе, но на споры попросту не осталось сил.
Скучать в одиночестве не пришлось. Облюбованный лекарями кабак, в комнате над которым зарезали Веслава, покуда так ещё и не открылся, поэтому Дарьян, как заявился ко мне «на пять минуточек», так и проторчал до позднего вечера. Больничную библиотеку он давно уже прошерстил, а в подвальчик с «самым лучшим в городе пивом» в одиночку, пусть даже и не сознался бы в этом под страхом смерти, наведываться побаивался.
Ну а незадолго до заката прибежали с выпученными глазами Вьюн и Ёрш. Босяки быстренько вытолкали книжника и насели на меня с расспросами. Интересовал их, конечно же, отец Шалый.
— Ему вообще можно доверять? — спросил Вьюн. — А то предлагает перевод из пластунов в порт устроить, в досмотровую команду, а на кой чёрт — не говорит.
Я уселся на койке и пожал плечами.
— Думаю, попросит по кабакам шляться и слушать, что люди говорят. Работа не бей лежачего — главное, сами ни в какие махинации не вляпайтесь. Прикрыть он вас прикроет, но тогда на крючке окажетесь.
Босяки переглянулись.
— То есть в осведомители вербует?
— Вроде того.
— Западло! — зло выдал Ёрш.
Я пожал плечами.
— Так договаривайтесь на берегу что и как. Сами понимаете, священника делишки жуликов и контрабандистов волнуют мало. Чай, не охотник на воров!
— В пластунах жизнь не сахар, но там хоть всё ясно и понятно! — засомневался Ёрш.
А вот Вьюн приятеля не поддержал.
— Жизнь не сахар — ещё мягко сказано. И это мы пока из тренировочного лагеря не выбирались!
Ни в чём убеждать парней я не стал.
— Решайте сами, но могу сказать одно: церковь тут недолюбливают, если столкуетесь — на людях не встречайтесь. Вообще лучше не встречайтесь.
— А как тогда?
— Читать-писать обучены. Нет?
Босяки разом фыркнули, я улёгся обратно на койку.
— Дело ваше.
— Мы подумаем, — прозвучало в ответ.
Парни отправились восвояси, я ещё немного полежал, после собрался с силами и сходил на ужин. Когда вернулся в палату, там меня дожидалась притащившая гроздь бананов Беляна.
— Ты чего здесь? — удивился я и прищурился. — Дарьян предупредил, что меня снова в больнице оставили?
— Опять ревнуешь? — ответила девчонка ничуть не менее пристальным взглядом. — Брось, Лучезар!
— Что — брось-то? Я вопрос задал!
— Баюна уведомили, что ты на ночное дежурство не выйдешь. Ты в усадьбе не просто мне спать не даёшь, но ещё и работаешь.
