Искушение - Ольга Дашкова
Я так же, как Машка, реагировал на Ингу в четырнадцать: дергался, психовал, убегал даже пару раз из дома в никуда. Меня всегда находили, возвращали, водили к психологам, к отцу приезжала полиция. Дичь была полная. И мне нравилось, когда он ссорился со своей новой женой. Но потом они все равно мирились, а я снова творил дичь.
Кажется сейчас, что тогда был не я, а какой-то бесноватый ребенок, требующий к себе внимания и ненавидящий отца за то, что он предал маму, живет да еще и счастлив. Психолог немного промыл мозг, нет, он не навязывал мне полюбить и принять новую жену отца, он советовал переключить свое внимание на что-то другое.
Переключил на себе.
В пятнадцать лет ушел в спорт, хотя и без того у меня его было достаточно, но этот сраный теннис, который я ненавидел, и плаванье пошли ко всем чертям.
Тайский бокс — вот что мне понравилось, ринг стал тем местом, где я выплескивал эмоции. И мне не нужно было наград, это я делал для себя. Позже появились гонки на байках, там тоже кипели адреналин, и горячая кровь текла по венам.
Как при общении с Ингой.
Как во время поцелуя с ней.
В шестнадцать я сделал свою первую татуировку, даже не нужно было разрешение отца. Я сделал ее на шее, на самом видном месте.
Анубис, бог смерти и защитник мертвых в загробном мире. Пусть все трактуют это как хотят, лишь я один знал, что он для меня значит. Отец устроил скандал, орал, что-то там говорил про будущее, а потом махнул рукой.
Затем были и другие тату, мне скоро двадцать, и они покрывают процентов пятьдесят моего тела, и не факт, что я остановлюсь. На хрена мне вообще экономика и аналитика? Может в тату-мастера пойти?
— Вам что-то еще принести?
Официантка улыбается, кокетливо заправляет волосы за ухо, убирает со стола тарелки, Машка салат, и тот не доела, худеет она на этой неделе. Можно было отвести официантку в туалет, здесь он хороший, это дорогое кафе. Поставить на колени, слить, так сказать, напряжение в ее ротик. Отец, наверное, так поступал со всеми шлюхами, уверен, что он не хранил верность маме.
— Так… принести? Может быть, фреш?
— Нет, неси счет.
— Хорошо, — улыбка погасла на милом личике.
От кого-то я слышал, что Инга раньше работала официанткой, может быть, она так и познакомилась с отцом, он ее трахнул в туалете и не смог после этого забыть. Размышляю, пока официантка ходит за счетом.
— Черт! — сказал слишком громко, ударив ладонью по столу.
— Ой! — девушка вернулась, испуганно вздрогнула, даже сделала шаг назад. — Ваш счет.
— Хорошо.
Расплачиваюсь, но продолжаю сидеть в кафе. Снова и снова прокручиваю в голове, что произошло вчера вечером и сегодня утром. В какой момент я посмотрел на Ингу не как на мачеху и жену покойного отца, а как на женщину?
Я помню этот момент, очень хорошо помню. Но не хочу вспоминать о нем.
— Привет, ты чего здесь сидишь? Где Машка, в туалете? Эй, девочка, принеси стейк с кровью и двойной эспрессо. И не надо мне тащить меню, я его наизусть знаю. И давай, давай, шевели попкой, лапуля.
Арни беспардонно нарушает мое одиночество и прерывает мысли. Бросает куртку на пустой стул, вальяжно устраивается, кидая ключи от машины на стол, закидывая одну ногу на колено.
— Чего кислый, Макс? Байк разбил или тебе спарринг-партнер почки отбил? Завязывай уже этот опасный спорт, так калекой останешься или импотентом.
У Арнольда, так на самом деле зовут Шульца, рот не затыкается никогда, он может говорить часами, лить воду, рассказывать истории и шутки из жизни, и все, что он говорит, чистая правда. В старшей школе ему чуть было не дали кличку Фюрер, даже не понято по какой причине, но тот, кто решил это сделать, долго потом харкался кровью и сплевывал зубы.
У Шульца уважаемый папа, работает в аппарате правительства, а имя Арнольд друг носит в честь дедушки, который, кстати, был, как говорит сам Арни, советским шпионом.
— Так Машка-то где?
— Ты хочешь увидеть Машку? — вопросительно смотрю на друга.
— Да мне пофиг, я так просто спросил. У тебя опять ПМС, что ли? Или у Машки?
Арни громко смеется, довольный своей шуткой, но ее никто не оценил. Как раз перед ним появился кусок мяса, все, как он любит, с кровью, отборная телятина зернового откорма. Я надеюсь, что оно зернового, иначе полетит этот кусок в окно.
— Ваш заказ и еще двойной эспрессо.
Девушка робко ставит тарелку, кладет рядом приборы, ставит чашку кофе, Арни смотрит на нее, склонив голову.
— Новенькая?
— Да, третий день работаю.
— Руки покажи.
— Что?
— Руки, я говорю, покажи.
Девушка моргает, но выполняет просьбу, Арни вытаскивает изо рта жвачку и кладет ей на одну ладонь.
— Иди.
Девушка бледнеет, но уходит молча, и это правильно.
— Ты такой придурок. Как ты вообще так живешь?
— Хорошенькая, да? Надо будет познакомиться ближе минут на двадцать.
— Познакомься, конечно.
— А ты не хочешь? — друг жует, мясо и правда с кровью. Как вообще он такое может есть?
— Нет.
— А хмурый чего такой? Нет, нет, дай я угадаю. ПМС Машки и разбитый байк мы отметаем, так же как неудачный спарринг. Тебя вышибли из универа? Она застукала тебя с кем-то, у кого был твой член во рту? — Арни с серьезным видом перебирает все варианты.
— Она приехала.
— Кто она? Белка из дурки?
— Она, — меняю интонацию, сжимаю челюсти.
— Да ладно?
Арни оживился, отложил приборы, вытер губы салфеткой и пристально посмотрел на меня. Он не то чтобы в курсе моих желаний относительно мачехи, но в курсе всего того трабла, что происходил раньше.
— И что она?
— Ничего.
— Тогда забей, как приехала, так скоро и уедет. И нам никто не будет мешать проводить вечеринки и тусовки. Постарела? Сколько ей? Сорок?
— Дурак. Ей тридцать, тридцать.
— М-м-м-м, в самом соку. А кто-нибудь есть у нее, не знаешь? Бабы в таком возрасте сладкие.
— Ты откуда знаешь?
— Обижаешь, Арни знает все.
— Трепло.
— Хочешь, я ее закадрю? Ну вот на спор. Даже самому интересно нервы пощекотать.
— Нет! — снова повысил голос, гнев вспыхнул мгновенно, схватил Арни за руку, больно сжал. — Только попробуй начать эту игру.
— Да шутка, шутка, Макс, ты придурок, шуток не понимаешь? Точно мозг отбил на своих спаррингах.
Устал его слушать, резко отпустил руку, вышел на улицу, небо серыми тучами давило сверху, еще немного
