Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Да и что сказать, такое учение... Порою Белке тоже казалось, она не справится. Расплачется, сорвется, убежит. Не только из избушки, но и из деревни вообще. Подастся нищенкой в город, у церкви подаяние просить. И забудет учебу в подвале как страшный сон.
Не самый обычный колдун поселился на полянке. Смертной магии учил. Не той, где простое добро и зло, польза и никчемность. Ты ей сильное слово, а она тебе дождь или щуку на рыбалке. А той, где жизнь и смерть. И учеба у него была такая же, как он сам, непростая.
Белка теперь с завистью вспоминала книжонку о коловращении корпускул вполпальца толщиной. Книги колдуна были корешком в беличью ладонь, а то и в полторы. С картинками. Но картинки подписаны для изучения — как бежит кровь по телу человека или зверя, система кровообращения, по-научному, как устроено дыхание, чем думает, чем чувствует любое живое существо, начиная с улиток и червей и заканчивая людьми. И всякое такое.
Когда Белка начала по-настоящему учиться и пропадать в избушке иногда на день-два, а иногда и по неделе, никто в деревне за нее не порадовался. А Хродиха попросту перестала кормить. Нет работы — нет кормежки. По справедливости. И Хрод считал, что это не его дело. Обет исполнен невеликой ценой, гора с плеч. Даже плешивый старый кот, живший с Белкой под одной крышей, и тот ушел ловить мышей к Кракле.
Самой Белке добывать себе харчи, слава Науке, не пришлось, это одно и держало ее крепче крепкого на учебе. Сначала нужно было прослушать лекции, отработать уроки, выполнить задания, прочесть для закрепления то, что учитель рассказывал, в книге, ползая пальцам по подписанным картинкам. И только потом Белку ждало угощение. Появлялись на столе тарелки с разными яствами. Иногда, конечно, попроще что-то, миска похлебки, например, и деревянная ложка. Но чаще фарфор в золотых вензелях, на фарфоре наверчено невесть что, не всегда по вкусу Белке, и рядом кучка серебряных приборов, разбираться и есть которыми Белку тоже заставляли учиться. Потому что поедет она в город, примут ее в университет, и что же она там будет — как дикарка, руками ветчинные финтифлюшки из фарфора вычерпывать?..
Посуда потом возвращалась хозяевам, а колдун про все это говорил: «Где у самих мало, там я не беру, а где с сытости бесятся и деньгам счета не знают — у таких позаимствовать не грех. Главное — посуду потом назад вернуть, чтоб за пропажу невиновных не наказали. Ты пойми, я против воровства, но сейчас мы с тобой в таком положении, что по-другому просто не получится. Что тут у нас сегодня? Раковый суп с крутонами? Ну, кушай, деточка, не обляпайся. Я потом тебе парочку миндальных пирожных перекину...»
И деточка кушала. В подвал она спустилась на третьи сутки, когда окончательно уверилась, что ничего плохого колдун Белке не сделает. Вернее, когда от любопытства ее почти порвало на клочки.
Подвал был диковинный — чуднее некуда. Полки с банками, большими и малыми, в которых плавало всякое неаппетитное вроде двухголового ягненка, выпотрошенной лягушки или бычьего цепня во вспоротых кишках, книги везде, где только можно, рядами, стопками, в одно стене — стеллаж от пола до потолка. Свет ниоткуда — вроде бы дневной, но испускаемый не небом, в просто идущий сверху. Потолок был как потолок, деревянный, некрашеный. А все равно светился. За банки, которые подсвечивались, Белка тоже лазала, но источника света не нашла. Что еще было удивительного? Чучело тетерева. Оно стояло на столе, и сначала Белка подумала, что тетерев живой. Потом гладила, вертела, заглядывала ему в клюв и под хвост. А самым странным оказалось то, что никакого колдуна в подвале не нашлось. То есть, ученическую клятву Белка дала, а кому — неизвестно. Даже имени не знала. Колдун да Учитель, больше никак хозяин избушки не звался. Голос его шел, как свет, отовсюду и ниоткуда.
Так Белка и училась — неведомой науке на неведомых харчах. Сказка? Сказка. Свалилась сиротинка, как мышь в крупу? Почти. Но не совсем. Смертное колдовство учит не только как живым жизнь сохранить, рану заштопать или лихорадку изгнать. Оно еще учит, как с мертвыми обращаться. Смерть для такого колдовства точка не в конце сказки, а в самой ее середине. Есть наука до этой точки, есть и после. Не про плохое и хорошее. Про плохое и хорошее Учитель говорил: «Все на свете может быть добром, все злом, все яд и все лекарство, зависит от намерений при употреблении и дозировки. Так что нет, деточка, ни плохого, ни хорошего, если сверху посмотреть. Есть только жизнь и смерть». Такая вот наука у него была. Про живое и мертвое. Знать эту науку не запрещено. Но местами страшно.
И практиковать поначалу было страшно — такая ответственность. А вдруг не получится врачевание, не сойдутся слово с делом. Еще хуже, если дашь надежду, а оно все равно не получится. Не оправдаешь доверие. Но колдун говорил: «Надо! Без практики твои знания мертвый груз! Ты должна не только знать или работать руками, ты должна учиться анализировать и производить из нескольких вариантов наилучший выбор. Иди и делай, как я тебя учил!» И получалось. Если было сложно, бежала советоваться с учителем, и исполняла по его указаниям. Вылечила старой Кракле, знахарке, которая с собственной поясницей не могла справиться, радикулит. Травки-то травками, а вдобавок к травкам, правильные слова нужны. Исправила коню старосты треснувшее копыто — это вообще просто оказалось, еще и кузнец помог. Спасла мачеху Бури от родовой горячки. Вот это оказалось задачей на пределе сил и страхом за чужую жизнь съело целую неделю собственной, так, что саму на нервах по рукам до локтя красными пятнами обсыпало. Повернула шестилетнего пастушонка, упавшего в реку и нахлебавшегося до беспамятства, обратно на тропу жизни, а ведь тот уже совсем синий был. Вот это сама не поняла, как, слово и работа руками слились воедино, и получилось как бы озарение, р-р-раз и мальчонка снова живой. И еще всякое по мелочи, много. Лишай, понос, вывих, рысьи когти... Все, за год скопившееся, уже и не вспомнишь.
В деревне Белку за профессиональные навыки не зауважали. Ну, чтоб нос не задирала. Не особые чудеса-то и творит, подумаешь. Пигалица она, голос у нее писклявый, серьезности никакой, хлопотунья. Сам колдун намного сильнее был — при нем от одного взгляда выздоравливали, а эта суетится, бегает, примочки,