Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Первым делом, увидев следы, метки зубов на деревьях и распознав ночной вой, не похожий на истинный собачий или волчий, конечно, прибежали к Белке: это ты с твоим колдуном наворочала. Показывай листок с буквами — что за призывание? Как нейтрализовать?
Она, как на грех, в тот день сидела в деревенской халупе. Колдун дал задание наварить целебных мазей, двадцать один вид разной силы, а у него в избенке не было условий. Все материалы для аптеки — травы, сало с маслом, минеральные порошки и прочее — Белка держала дома. Да и печь у нее лучше, посуды больше. И вообще привычнее.
— Я не призывала, — сказала Белка Хроду, возглавившему обвинительную делегацию. — Я что, враг себе — мне из-за живоволков к учителю не попасть, а мне через неделю сдавать задание на зачет. Ты же знаешь, дядя Хрод, я прилежно учусь. У вас свои экзамены, свои испытания, у меня свои.
И посмотрела значительно: не добавила «отрабатываю твое обещание, а не свое или родителей». Хрод намек понял.
— Не призывала? Может, ты и не призывала, Клара рода Воды. Но разгневала лесного колдуна тем, что не проявила прилежания в учении! Он наказывает тебя, а пострадаем мы!
— Да нет же, Дядя Хрод! — удивилась Белка. — Я учусь очень старательно.
— Это ты так думаешь!
— Даже если я ошибаюсь в оценке собственного прилежания, дядя Хрод. Ты же знаешь, что колдун не может выйти из погреба.
— Не может? А это что?!
И Хрод сунул Белке в нос аргентановую вилку. Одну из трех, которые почему-то не удалось вернуть. «По причине технического сбоя, — объяснил учитель. — Неблагородные сплавы таскать туда-сюда тяжело, и я уже не тот по силам, что раньше. Но ты не переживай, аргентан это белая медь, она же поддельное серебро. Оно стоит не так дорого, как настоящее. По правде говоря, вообще недорого. Зато хороший способ пустить простакам пыль в глаза, притвориться, что твои столовые приборы из серебра. И виноваты мы с тобой только в том, что разбили комплект».
Хрод держал в руке ту самую единственную вилку, которую Белка подняла из подвала в лесную избушку, чтобы с ее помощью законопатить мхом щели в окне. Да так, как ей сейчас вспомнилось, и оставила до весны на подоконнике. Чужое забирать себе Белке тоже не хотелось. Да и зачем ей в деревне поддельная серебряная вилка?
— Это не мое, — спокойно и правдиво ответила Белка.
— Это видели в избе у колдуна.
Белка с деланным интересом склонила набок голову:
— И кто же такой смелый?
— Я, девочка. Потому что слова знаю. И смелость мне для этого не нужна. Мы с колдуном прежде приятелями были.
Были, да сплыли, думала Белка. Зачем-то ходил. Колдуна искал? Так тот деревенских просьб больше не выполняет, умер. Собственный обет отработает, и совсем пропадет. Значит, за Белкой следил. Проверял, как отрабатывает Хродово обетование она. Боится, что колдун не принял ее в уплату, потому что Клара Водяничка — бестолковка никчемная. А то не остаться бы Хроду вот так, между мертвым и живым, как колдун, который помер прежде исполнения клятвы. Только колдун это колдун, он даже чувство юмора в жизнесмерти сохранил. А из не отдавшего долги Хрода получится тварь вроде живодушного волка. Ничего хорошего.
— Дядя Хрод, нам надо поговорить наедине, — предложила Белка.
— Я не буду с тобой наедине разговаривать, — покачал косматой головой Хрод. — Опасность грозит всей деревне, значит, вся деревня должна знать правду. Говори при всех, если что-то можешь пояснить.
Белка набрала побольше воздуха на правдивую тираду и... умолкла. Правда состояла в том, что сегодня, перед инспекторским визитом, словами для подхода к круглой полянке может владеть не только Хрод. Ученики за четыре года могли чему-нибудь и научиться. И там, где не хватило таланта пройти без слов, со словами хороший ученик мог бы преодолеть преграду. Но наговаривать на учеников, не зная точно, кто именно спер вилку, неправильно и несправедливо. Некоторые из них могли. Свитти, например. Или его лучший друг Бури. Как доказать? Никак. А в компании Свитти Белку и так считают подлой и пакостной.
— Где ты нашел вилку? — спросила Белка.
— Это серебро, Клара. Ты знаешь, какой вес имеет серебро под словом.
Она не стала растолковывать, что вилка не из серебра и в колдовском деле ее сплав — мусор, и под словом не весит ничего. Не больше, чем железный гвоздь. Деревенские все равно не поймут. Или не поверят.
Хрод пожевал губами, сомневаясь — нужно ли Кларе Водяничке знать все остальное. Если вилкой вызывала живодушных сама Белка, она и так знает. А если нет, то какая ей разница.
— Дуб Завета, — наконец, выговорил Хрод. — Ночью серебром прибили к дубу мертвую ворону. Хорошо, что сегодня праздник, и я пошел с утра к погребальному колодцу. Если бы бабы отправились за хворостом или ребятишки к реке кататься на ледянке, остались бы от них рожки да ножки.
В делегации, сопровождавшей Хрода, некоторые не знали. Кто-то ахнул, прозвучали возгласы удивления и ужаса, и даже негромкое, но запретное употребление слова — крепкое ругательство. Дуб Завета — это была заявка на серьезный вред. Порча и зло на всю деревню. Дело тут не в серебре. Дело в свежей крови.
Обереги с деревни не упали, потому что дуб на сто шагов отдален от охранного круга. Росло бы общинное древо внутри кольца оберегов — у деревни вовсе не осталось бы защиты. Кольцо направлено на входящих, а не выходящих, от святотатства обереги просто вынесло бы в лес и разметало по елкам. Ну а сейчас деревня в осаде. Днем попроще, можно дойти до того же дуба, до прудов, до глиняной горки и речушки под ней, а по льду — до излучины. Туда, где не падает тень, где не склоняются деревья. Ночью наглухо перекрыты все пути.
— На помощь против живодушных я тебя не зову, — сухо сообщил Хрод на прощание. — Нет пока моей веры в тебя, девочка. Может, это и не ты. А,
