Крафтер (СИ) - Александр Сергеевич Сорокин
— Ну, не Венера Милосская, — усмехнулся я, — но для первого времени сойдёт. Чуть позже доведу ее до ума. Есть у меня идеи.
Утюг, однако, уже забыл про меня. Он кружил вокруг доски, шипя паром, будто рассказывал ей анекдоты. Доска скрипела в ответ, неуклюже поворачиваясь. Потом они вместе поползли к груде кирпичей — Утюг толкал их носом, а Доска подхватывала и складывала в подобие пирамиды.
— Гениально, — пробормотал я. — Теперь у меня тут братство строительного хлама.
Ручка на двери фыркнула:
— Ты всё-таки спятил.
— Зато не скучаю, — парировал я. — Может, и тебе пару рук приделаю? Чтоб махаться могла.
Ручка захлопала, но Утюг и Доска уже катились к выходу, снося по пути ящик с гвоздями. Грохот стоял такой, будто в подвале рухнула колокольня.
— Эй! — крикнул я. — Это не аттракцион!
Утюг остановился, виновато выпустив облако пара. Доска скрипнула, будто извиняясь.
— Ладно, — вздохнул я. — Но если своих тронете, переплавлю вас на скрепки.
Они загудели в унисон и поползли наверх, аккуратно объезжая разбросанные гвозди. Я наблюдал, как Утюг пытается «погладить» Доску, оставляя на ней узоры из сажи.
— Хотя бы скучно не будет, — пробормотал я, пряча улыбку в воротник.
Где-то сверху донёсся крик Настасьи:
— Опять грохот! Вы там мосты строите⁈
— Хуже! — крикнул я в ответ. — Социальную жизнь!
Утюг фыркнул паром, а Доска скрипнула в такт. Похоже, они смеялись.
Из-за того, что я изрядно потратился, резерв в моем источнике окончательно прохудился. Завтра нужно будет хорошенько оттянуться где-нибудь… Без надоедливых глаз княгини.
Я отправился в спальню, и лестница на второй этаж оказалась вдруг длиннее тропы на вершину Эльбруса. Каждая ступень скрипела укоризненно, будто напоминала: «Ты же обещал себя беречь». Я тащился, цепляясь за перила, как пьяный тролль после драки. Голые ноги, покрытые бетонной пылью и следами магических ожогов, оставляли на ступенях узоры, достойные музея современного искусства.
Спальня встретила хаосом: плащ валялся на люстре, перчатки торчали из-под кровати, а на столе красовалась кружка с засохшим зельем, похожим на лаву. Но кровать, широкая и мягкая, казалась сейчас объятиями матери.
— Ну хоть ты меня не предашь, — пробормотал я, плюхаясь в одежде на простыни. Ноги тянули вниз, как якоря, но сил закинуть их на матрас не было. Грязь с пяток осыпалась на ковер, рисуя карту моих сегодняшних «подвигов»: тут стройка, там подвал, тут големы…
Я уткнул лицо в подушку, пытаясь заглушить гул в висках. Веки налились свинцом, но мозг, предатель, продолжал крутить кадры дня: плита на ноге строителя, ругань ручки, утюг с его грустным паром…
— Завтра, — пообещал я вслух пустоте, — куплю себе гамак. Или гроб. Что дешевле.
Сон налетел внезапно, как вор, крадущий последние крохи сознания. Последнее, что я успел подумать — «Хорошо, что Плюм рядом.» — но мысль оборвалась, растворившись в чёрной бездне.
Рука свесилась с кровати, пальцы едва касались пола. Где-то вдали, сквозь сон, донёсся скрип гладильной доски и шипение Утюга — видимо, их отношения переходили в новую стадию. Ручка на подвальной двери материлась вполголоса, но её слова тонули в храпе, который уже раскатывался по комнате, как гром.
Даже сны не стали убежищем. Мне снилось, что я гладил дракона тем самым Утюгом, а Караваев подавал мне пиво через решётку темницы. Но хоть во сне — отдохнул…
* * *
Профессионалы не оставляют следов. Не хрустнет пол под ногой, не скрипнет дверь — только тень, скользящая по стенам, как дым. «Тень» — так звали его в гильдии убийц… Он проник в дом через окно гостиной, даже не шелохнув занавеской. Его костюм, черный, как совесть демона, сливался с мраком. В руке мерцал клинок из эфирной стали, рассекающий не только плоть, но и чары.
Он бесшумно проскользнул в коридор. В соседней комнате горел свет. Тень прижался спиной к стене, сел на пол и через маленькое зеркальце, заглянул внутрь.
У плиты стояли двое — мужчина в заправленном фартуке и женщина с ложкой в руке. Они даже не догадывались, что над ними уже натянута незримая петля.
— Наверняка, опять в подвале ковыряется, — проворчала она, помешивая густой суп. — Ночью бы спал, как люди.
— Барин… своеобразный, — осторожно ответил мужчина, полируя бокал. — Но без его «ковыряний» мы бы до сих пор соломой крышу кроили.
Тень усмехнулся в темноте. «Своеобразный» — значит предсказуемый. Дверь в подвал станет последним шагом этой миссии. Караваев не прощает ошибок, — напомнил он себе, вспоминая ледяной взгляд нанимателя. Тот требовал голову «барина», а за провал обещал вырезать ему сердце.
Он двинулся бесшумно, огибая скрипучую доску у двери. Тень за спиной плыла следом, словно верный спутник. Лестница к подвалу зияла в конце коридора. Несколько секунд тишины, и он уже спускался по ступеням к двери. Убийца достал отмычки, но ручка внезапно дёрнулась.
— О, смотри-ка, — прошипела она, словно глотнув раскалённого пепла. — Крыса в доме. Пошел нахрен отсюдова!!!
Тень подскочил, как ужаленный. Артефакты с интеллектом считались невероятной редкостью в этом мире… Он и не думал, что у какого-то обедневшего дворянина окажется подобный. Но отступать было поздно.
— Заткнись, железяка, — Тень приставил клинок к замочной скважине. — Или станешь мусором.
Ручка заскрежетала, будто перемалывая камни.
— Ты⁈ Назвал⁈ Меня⁈ МУСОРОМ!!! — её голос взвизгнул. — Я пережила трёх хозяев! А ты…
Клинок вонзился в скважину, но ручка рванулась вверх. Дверь распахнулась, и из щели брызнула молния — ядовито-фиолетовая, как слюна демона. Тень отпрыгнул, но заряд ударил в клинок. Эфирная сталь раскалилась докрасна, прожигая перчатку. Оружие выпало из руки, рассыпавшись пеплом.
— Не нравится? — захихикала ручка. — У меня ещё есть!
Вторая молния прожгла броню из адаманта и титана, расплавив её, как воск. Тень рухнул на пол, тело содрогнулось в предсмертных судорогах. Караваев… он меня убьёт… — мелькнуло в сознании, но третья вспышка выжгла мысли вместе с плотью.
* * *
Утром женщина обнаружила у двери чёрное пятно.
— Опять барин экспериментировал? — буркнула она, заливая пол уксусом.
Ручка невинно подмигнула, смахивая искорки с резьбы.
Глава 23
* * *
В гигантской башне имперского небоскреба собрались тени. Не люди, а силуэты в капюшонах, лица которых были скрыты под масками с номерами вместо черт. На столе, застеленном чёрным бархатом, горел единственный магический светильник. Его свет отражался на золотых монетах, выложенных в форме круга.
— Двести тысяч, — прошипел Голос № 4, швырнув на стол фотографию Морозова. На снимке он стоял на пирсе, обнимая за талии
