Секретный ингредиент Маргариты - Лия Джей
— Не пробовал пока. Папа сказал, только один раз использовать можно. После развода думал проверить, но не стал. Я хотел бы жить, как прежде, но мне кажется, родителям по отдельности лучше. Мать не страдает оттого, что отец недостаточно ее любит, недостаточно проводит время с семьей и недостаточно следит за сыном-бездельником. Позором семьи, который пошел на филолога, а не по стопам родителей — в мед, — Паша взъерошивает волосы, печально усмехается. — Отец не гадает, есть ли у нее любовник или нет. Точно знает, что есть. У него самого недавно женщина появилась. Уехал сегодня к ней. Так что дом на всю ночь наш. Развлекаемся!
Воронцов хлопает в ладоши, пытаясь приободриться, но во взгляде все равно сквозит грусть.
— Злишься на эту женщину?
— Нет, почему? Это ведь мать первая к другому ушла. Если уж злиться, то на нее. Но я не могу. Мама все-таки. И, да, я по ней скучаю, — Паша отводит взгляд, смущаясь. — А эта женщина очень даже приятная. По характеру многим на маму похожа, кстати, только не такая импульсивная. Кажется, отец ее любит. Теперь все на своих местах, вот я часы и не трогаю.
Заставляю Воронцова протянуть мне руку. Рассматриваю часы. Шестеренки медленно крутятся под стеклянным куполом циферблата.
— Такой взрослый мальчик, а веришь в сказки, — цокаю языком.
Задумавшись, веду ногтем по запястью, вверх по венам, повторяя их узор. Паша перехватывает руку и притягивает меня к себе. Взгляды пересекаются. Паша переплетает наши пальцы, и я с ужасом признаю, что готова стоять так вечно. До самого конца света. Пока серебристые шестеренки не остановятся, вместе со всей планетой не взорвутся миллиардами частиц и не утонут в бездне космоса.
— Я верю в любовь. Почему бы мне в сказки не верить?
Любовь? Любовь бывает только в книгах.
И чем же тогда объяснить мои чувства к Воронцову?
Гормонами. Все это — химические вещества, текущие по венам, размягчающие мозг и заставляющие сердце учащенно биться. Мне нужно их выплеснуть, и все пройдет. Один — последний — поцелуй с Воронцовым все исправит, верно?
Я наклоняюсь к Паше еще ближе. Ловлю отблески огней в карих глазах.
— Обман и только.
— Ты о чем? — выдыхает Воронцов мне в губы. Запах коньяка. Взгляд пьянящий и томный.
— О сказках. Тот, кто в них верит, ходит в розовых очках.
— А что плохого в розовых очках?
— Они делают тебя наивным…
Придурком. Слепым котенком, который снова и снова суется носом в прокисшее молоко, думая, что перед ним не жестяная миска, а молочная река с кисельными берегами. Как в любимой сказке.
— Они делают тебя оптимистом, — Воронцов мягко улыбается. — Помогают посмотреть на проблемы с другой стороны.
— Да, но проблемы при этом остаются проблемами.
— Не спорю. И решать их проще, веря в любовь.
Да верь, во что хочешь! Только поцелуй меня уже, Воронцов!
Его рука опускается мне на талию. Секунда, подобная пытке, и…
Из зала с истошно визжащим Афанасием на руках выскакивает Королева. Черт бы ее подрал! Хотя нет, в Викином случае это, скорее, поощрение, чем наказание. Она бы с радостью подставила спинку своему дорогому Люциферу.
— Каблукова, сфоткай меня с минипигом! На свой телефон, у тебя камера лучше.
Я с плохо скрываемым сожалением отстраняюсь от Паши.
— И пойдем уже в зал! Мишка с Дианой за углями следят, мне чокаться не с кем. Пью одна из горла, как монашка-отшельница.
— Монашки не пьют «Честер», Королева.
— Да мало ли чем они занимаются в своих кельях! Не знаешь, не утверждай, заюш!
Вика подхватывает меня под руку, Афанасия зажимает подмышкой. Поросенок еще разок страдальчески хрюкает и, смирившись с участью, затихает. Мы проходим на кухню, просторную настолько, что тут могло бы поместиться два танцпола «Абсента». Белые стены, обработанные морские коряги в качестве украшений на стенах и плетеные светильники в стиле греческих таверн. Кремовый диван, плазма и пара сабвуферов в правой части комнаты, в левой — глянцевый кухонный гарнитур с барной стойкой. За ней деревянный стол с прожилками эпоксидной смолы. Два стакана с коньяком. На их гранях — карамельные отблески света с веранды.
Паша подхватывает один из них и подносит к губам.
— «Честер», «Блан», что покрепче?
— Мне «Честер», — Вика сажает Афанасия на барную стойку. — Предыдущая бутылка подозрительно быстро закончилась. Признавайся, это ты ее выпил, мелочь пузатая?
Королева треплет минипига за бока. Вязаный персик испуганно пятится к краю. Я подхватываю бедное животное и спускаю его на пол. Почувствовав свободу, Афанасий бросается к дивану и под огорченное Викино «Куда? А как же фотосессия?» ныряет под журнальный столик.
Я забираюсь на стул у барной стойки и закидываю ногу на ногу. Вика садится на соседний.
— А тебе, Марго?
— Что покрепче.
— Вызов принят!
Паша достает из холодильника «Честер» для Королевой, затем бутылку текилы. Из шкафа на стол опускается бокал на тонкой ножке, похожий на перевернутое платье. Мне не нужно следить дальше за руками Воронцова, чтобы знать: он приготовит «Маргариту».
Но я все равно слежу. Слишком уж красиво скользят тени по его запястьям. Полумрак. Плетеные лампы спят, горит только ряд бледных огоньков над плитой. С тихим хрустом в бокал падают кубики льда. Пузырится газировка. Пару капель сока лайма. Ликер «Трипл Сек». Текила. Я знаю рецепт наизусть. Это все ингредиенты, но Паша добавляет что-то еще. Что именно, я не успеваю заметить. Помешивает длинной ложечкой коктейль и протягивает мне.
— Ну как?
Я делаю глоток и удивленно вскидываю брови.
— Очень даже неплохо! Если… Точнее, когда тебя уволят из школы за роман с восьмиклассницей, «Абсент» с радостью тебя примет. Наш Лешка — конечно, хороший бармен, но до твоей «Маргариты» ему далеко. По вкусу как в «Cloud 9». Ты разгадал их секретный ингредиент?
— Просто сделал с любовью.
Пашка подмигивает мне, вытирая ложку о бумажное полотенце. Королева закатывает глаза и нарочито громко вздыхает. Заваливается на меня, чуть не разлив коктейль.
— Угли готовы, бро! — из приоткрытой двери на веранду высовывается раскрасневшаяся физиономия. Миша шмыгает носом и проходит внутрь. — Насаживайте мясо, а то я скоро сам изжарюсь!
— А я в край окоченею, — Дианка приветствует нас стуком зубов. В такт им подрагивают сережки-дискошары. — Я-то, в отличие от тебя,
