Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
— Ничего, пацан, — усмехнулся, поймав его взгляд, Рыжий, — ещё молодой, обрастёшь.
Он уже было открыл рот, чтобы сказать, что нет, не обрастёт, что он чистокровный, но не посмел: таким дружеским хохотом отозвались остальные на слова Рыжего.
— Ну, — встал Тумак, — давай, мужики, холодает чего-то. Лузга, подкинь, что ли ча.
Он ничего не понял и посмотрел на Рыжего.
— Чистой воды набери и рядом поставь, — ответил Рыжий, выливая свою шайку в сток. — Холодной только.
Лузга вышел, и он услышал, как тот подкладывает в очаг дрова. «Зачем? — успел он подумать, — ведь и так камни в углу горячие, не притронешься, и о каком холоде говорит Тумак?» Но тут Тумак зачерпнул из чана холодной воды и плеснул на камни. Горячий пар ударил его в лицо, он зажмурился и затряс головой.
— Го-го-го! — ржал рядом Рыжий, или ещё кто-то.
И опять его незлым, но сильным толчком повалили на скамью спиной вверх. И… и ударили. Не кулаком, а прутьями. Веником? Он вскрикнул.
— Терпи, малец, — сказал над ним голос Сивко, — в бане веник князя старше.
— Сивко! — рявкнул кто-то. — Думай, что вякаешь!
— Рыжий, ты того, полегче, после порки малец, — сказал Сизарь.
— Ничего, — засмеялся Рыжий, — потихоньку-полегоньку, а пусть приучается.
Его продолжали бить, но боль была странно приятной, даже хотелось, чтобы она продолжалась.
— Агхххаарррххх! — протяжно выдохнул невдалеке айгрин.
— Всё, — сказал Рыжий. — Полежи пока, отдохни. Лузга, ты наверх?
— Ага. Давай, попарю тебя. Подвинься, малец.
Он приподнялся на локтях и помотал головой, приходя в себя.
— Да, я сейчас…
— Подвинься только, чтоб мне вытянуться, — сказал Рыжий.
Он сел и подвинулся к стене, бревенчатой и влажной от осевшего на ней пара, и всё-таки прохладной. Рыжий вытянулся рядом с ним на животе, заняв почти всю скамью, и Лузга стал бить Рыжего по спине и ягодицам веником. Рыжий громко и с явным удовольствием охал, крякал и даже постанывал. Да, такого… такого он никогда не видел, не слышал и не читал о таком. А, приглядевшись, понял, что Лузга не так бьёт, как просто машет над Рыжим веником, нагоняя тому на спину горячий воздух.
— Фуу! — наконец выдохнул Рыжий. — Спасибо.
— А на здоровье, — ответил Лузга. — Отдышись, а я наверх.
И тут он понял, почему стало так просторно. Все были уже наверху, где сквозь пар смутно просматривались… ступени? Нет, такие же широкие полки? «Да, наверное, так», — мысленно он попробовал новое слово. А внизу остались трое: Рыжий, вытянувшийся навзничь Джадд и он.
Рыжий сел и удовлетворённо помотал головой, стряхивая с волос капли. Посмотрел на него и усмехнулся.
— Холодянкой, ну холодной водой, умойся, легче будет.
— А мне уже не тяжело, — растерянно ответил он.
— Тогда выйди и дров подложи. А то Тумак, — Рыжий хохотнул, — замёрзнет.
Сверху отозвались дружным многоголосым гоготом и непонятными словами. Но, судя по смеху, это были шутки. Рыжий почему-то не перевёл, а Тумак пробасил:
— И впрямь холодает. Давай, малец, уважь.
Он послушно встал и вышел. Жаркий — он же помнил это — предбанник показался холодным, а тело было странно лёгким и ватным одновременно. Возле очага возвышались аккуратные квадратные башенки из поленьев. В очаге жарко гудело пламя. Да, все поленья горят, нужно подложить. Он положил ещё пять поленьев и вернулся в парную.
Рыжий стоял возле камней с ковшом в руке и, как только за ним закрылась дверь, выплеснул воду на камни. Он успел сесть на пол, и горячее белое облако растеклось над ним и поднялось наверх, в гогот и смех остальных мужчин. Рыжий велел ему лечь и опять немного побил веником. На этот раз он выдержал это намного легче и сам предложил:
— А теперь я тебя, да?
— Дело, пацан, — согласился Рыжий, — правильно соображаешь.
Рыжий лёг, и он, старательно подражая увиденному, побил его веником. Наверху, вроде бы тоже били друг друга и сами себя. Становилось всё жарче.
— Всё, пацан, — выдохнул Рыжий и сел. — Ложись, отдыхай.
И тут Тумак прокричал что-то, и он не успел ни удивиться, ни испугаться, ни что-то понять, как свалившаяся сверху лавина голых горячих тел подняла его, закрутила, вынесла… наружу, в бело-чёрную ночь и окунула в снег. В первый миг его обожгло, но тело тут же стало лёгким и сильным, и он, как все, прыгал, кричал и кидался снегом, обсыпая себя и остальных. И так же мгновенно всё кончилось, его занесло обратно, бросило на скамью, а кто-то подкладывал дрова и плескал на камни из ковша.
— Это что? — выдохнул он, ошарашено глядя снизу вверх на сидевшего прямо над ним Рыжего.
— Баня, пацан, настоящая, нашенская, — серьёзно ответил Рыжий.
Наверху кряхтели и блаженно охали.
— Приляг и отдохни, — посоветовал ему Рыжий, — только смотри, не засни.
— А то сердце зайдётся, — сказал ещё выше неразличимый в парном облаке Сивко.
— Или холодянкой поплескайся, — посоветовал ещё кто-то.
Странно, но он понял, зачерпнул из шайки холодной воды и плеснул себе в лицо. Стало и впрямь легче, и он радостно засмеялся. Наверху вдруг наступила тишина, потом быстро и неразличимо загудели голоса. Мужчины явно о чём-то совещались.
— Без Старшей Матери-то неладно будет, — сказал Чубарь.
— Да чего там, — возразил Лузга.
— В сам деле, не нарекаем же, — сказал Сивко, — по всякому пустяку матерей беспокоить не след.
— Рыжий, ты ему старший, ты как? — спросил Тумак.
— Как скажете, мужики, — сразу ответил Рыжий. — А так я не против, — и с усмешкой, — он что, неклеймёный что ли.
И только тут он сообразил, что говорят о нём. Но опять испугаться не успел, как ссыпавшиеся сверху мужчины окружили его, подвели к чану с холодной водой и, с силой наклонив, окунули в воду. Он задохнулся, но его тут же за волосы выдернули из воды, дали вздохнуть и снова окунули, и в третий раз. И всё
