Колыбельная для вампиров - 2 - Светлана Александровна Борисова
— Вся жизнь — игра, а мы статисты в добрых масках, — пробормотала я и, сделав паузу, глубокомысленно добавила: — Чтобы не пугать окружающих своим звериным оскалом.
Не-а, аудитория оказалась не контактной. Подруга, по своему обыкновению, пропустила мои слова мимо ушей.
— Как тебе не стыдно, Мари! Признайся уж, что ты ни во что меня не ставишь, поэтому так поступаешь.
— Стыдно… — вклинилась я в Сонькин монолог, состроив покаянную физиономию.
— Молчи, когда я говорю! — рявкнула она и я послушно заткнулась. — Я всегда относилась к тебе как к другу, даже как к сестре, а ты чем меня отблагодарила? Мало тебе показалось Ника, так ты решила взяться за Ладожского? Ну спасибо, подруга! Наверно, это мне за всё хорошее, что я тебе сделала? Да? Что ты примолкла? Дар речи утеряла или совесть внезапно прорезалась?
Дальше не имело смысла оставаться. Выскользнув из кресла, я обогнула Беккер, выросшую на моём пути, и направилась к выходу. Но она схватила меня за руку и со словами: «Не смей сбегать без объяснения!» поволокла обратно. Я не сопротивлялась и, плюхнувшись в кресло, подняла на неё глаза.
— Ну? Что ты пялишься на меня? — снова налетела она.
Разведя руками, я изобразила непонимание на лице.
— Господи! Стукнуть бы тебя чем-нибудь тяжёлым! Мари, прекрати паясничать!
С видом примерной девочки я сложила руки на коленях и, склонив голову набок, состроила по-собачьи умильную мину.
— Вот зараза! Не молчи, отвечай!
— Ну, вот! То молчи, то отвечай, — промямлила я, поёрзав в кресле.
— Не передергивай!.. Зай, прекрати свои штучки, пока мы окончательно не поссорились. Неужели тебе нечего сказать?
Выдохшаяся Беккер явно начала сдавать позиции.
— Зачем? — я пожала плечами, глядя на носки новеньких туфель. — Приговор уже вынесен и подписан. Так что нет смысла оправдываться. Ведь ты хотела сказать, какая я дрянь. Ты сказала, и я тебя услышала. Если ты уже успокоилась и закончила размазывать меня по плинтусу, то я пойду. ОК? — сказала я, стараясь удержать внешнее спокойствие.
Когда один бесится, другой должен быть на высоте, иначе дружба полетит ко всем чертям собачьим.
— Надо же! Я и не подозревала, что ты такая хладнокровная…
Что ж, любимая подруга добилась своего: моё терпение лопнуло.
— Что же ты замолчала? Давай, уж договаривай! Скажи уж, что я хладнокровная сучка!
— Нет, вы только посмотрите, она ещё и обижается! — всплеснув руками, воскликнула Соня. — Бессовестная!
— Спасибо. Список нелицеприятных[1] эпитетов растёт просто не по дням, а… — я сглотнула комок в горле. — Знаешь, лучше я пойду! А то мы сейчас такого друг другу наговорим, что нашей дружбе действительно придет конец, а я этого не хочу. Несмотря на все сказанные тобой глупости, ты по-прежнему моя самая лучшая подруга и я тебя люблю, чтобы ты себе там ни думала.
Беккер отступила в сторону, давая мне дорогу, и я с грустью подумала, что прав народ, говоря, что дружба женщин заканчивается, как только между ними встаёт мужчина. «Вот только я никогда не думала, что у нас Беккер дойдет до такого…»
Я уж было взялась за ручку входной двери, и тут Сонины руки обняли меня за талию.
— Мари, пожалуйста, не уходи! — попросила она, прижавшись к моей спине. — Прости меня, зай! Честное слово, я больше не буду. Ведь я тоже люблю тебя.
— Ага, свежо предание… — не выдержав, я всхлипнула. — Небось врёшь. Стоит только расслабиться, как ты опять примешься кричать на меня, как на неродную.
— Не буду! — пообещала эта поганка, вслед за мной хлюпая носом. — И вообще, ещё неизвестно, кто на кого больше орал.
Ну, конечно! Уж я-то точно знаю, кто из нас больше орал, но не стала развивать поднятую тему.
В общем, когда мы наревелись как две дуры, Беккер аккуратно промокнула глаза неизвестно откуда взявшимся платочком, ну а я как истинная Маша протёрла их руками. Я посмотрела в зеркало на себя, а затем на подругу и тяжко вздохнула. Не знаю, как ей это удаётся, но Сонька умудряется реветь так, что макияж на её лице остаётся в целости и сохранности, чего не скажешь обо мне.
Только мы примирились и тут, как говорит Ладожский, получи фашист гранату.
— Мари! Неужели так трудно усвоить, что «врёшь» это грубое слово? Нужно говорить, «обманываешь».
«Спокойствие! — стиснув зубы, я мученически улыбнулась. — Значит, это я веду себя как ребёнок? Между прочим, я тоже терплю, когда кое-кто бесконечно воспитывает меня. Зачем же лишать человека удовольствия?»
— А есть разница? Хрен редьки не слаще. Ой, а сама-то хороша! Тогда уж нужно говорить не «орать», а «кричать», — сказала я, довольная, что и мне удалось хоть к чему-то прицепиться.
— Ладно-ладно! Что-то я не форме…а-а! Я же не ела с утра! Зай, составишь компанию? — спросила Беккер и, не дожидаясь моего согласия, подхватила под руку.
— А-то! Я сама от бурных переживаний готова съесть хоть целого быка! — воскликнула я, страшно радуясь, что кризис в наших отношениях благополучно миновал.
После сытного обеда, сервированного на небольшом столике молчаливой, но улыбчивой служащей из нашего ресторана, я осторожно спросила:
— Так в чём дело, Сонь? Какого чёрта ты взбеленилась?
Аккуратно сложив салфетку, подруга подняла на меня виноватые синие глазищи, и они снова подозрительно заблестели.
— Э, нет! Давай-ка без слёз! — поспешно воскликнула я. — На компанию даже не рассчитывай. По второму заходу будешь рыдать в гордом одиночестве. К твоему сведению, в настоящий момент у меня жизнерадостный душевный настрой, так что не смей его разрушать.
— Да, ну тебя! Никто и не собирался лить слёзы, — отмахнулась Соня. — Ладно. Идём, в мою комнату, там и поговорим.
— Хорошо, но с одним условием. Чур, не обзываться, и не орать, а то я могу с перепугу описаться. С такой жизнью нервы совсем ни к чёрту.
— Только попробуй! Тут же получишь по носу, если испортишь мой любимый гарнитур. С ума сойти, сколько я за ним гонялась, ведь он от знаменитого Андрэ Буля! — сияя воскликнула моя любимая подруга и выдала на-гора почти детективную историю приобретения мебели знаменитого французского мастера эпохи барокко. Это было круто. Наслушавшись её баек, я прониклась осознанием жуткой ценности гарнитура и с опаской опустилась в драгоценное кресло.
«Подумаешь, ничего особенного. Море дурацких завитушек с позолотой, а сидеть довольно жестко», — скептически подумала я, припомнив недавнюю маяту именно с этим креслом. Ё-мое! Каюк креслицу! Внезапно я припомнила, как с размаху плюхнулась на
