Война плащей - Константин Лебедев
— Я люблю идти по нарастающей. — Лезвие коснулось основания мизинца инквизитора.
Потерю первого пальца инквизитор перенес достойно. Из его рта не вырвалось даже намека на стон. Откинувшись в кресле, Га-либ шокировал Грифитса, закинув его палец себе в рот. Послышался хруст перемалываемых зубами костей и хрящей. Инквизитор побледнел от отвращения и ужаса. Каннибал вскинул голову и закатил глаза, пытаясь получить максимальное удовольствие от первой порции этого необычного человека. Монстр не торопился, желая пройти жизненный путь инквизитора с самого начала. Ведь то, как Карл Грифитс умрет, Га-либ знал наверняка.
— Никогда бы не подумал, что вы родились в Шовбуре. Когда-то вы были чудным светловолосым мальчуганом, любящим снег. Необычная судьба для горца. Я слышал, северяне не очень чествуют власть Ортоса. Как же вас занесло в ряды инквизиторов? — спросил Га-либ, когда нахлынувшая на него волна воспоминаний рассыпалась на множество капель.
— Это какой-то фокус? — От злости Грифитс крепко стиснул зубы.
Никто не мог выдать мятежникам его истинную биографию. Инквизитор самолично подправил ее задолго до того, как стал называться палачом еретиков. То, что слова этого монстра оказались правдой, пугало аурлийца куда больше, чем лицезрение каннибализма или предстоящие мучения.
Когда дело дошло до четвертого пальца, взгляд инквизитора немного помутнел, и он бы упал, если бы не удерживающие его тело цепи. Га-либ прервал свою трапезу и вновь подошел к сундуку. Вернувшись к инквизитору, он откупорил небольшой флакон и, закинув голову пленника назад, влил содержимое сосуда прямиком в его горло.
— Это поможет вам оставаться в сознании. Мы же не хотим, чтобы наше беседа оборвалась преждевременно, — пояснил каннибал.
Стоявшие на верхней палубе моряки вскоре услышали первые вскрики ужаса истязуемого пленника. Несмотря на жаркую погоду, по телу Кэра пробежал озноб. Он сразу же постарался прогнать из головы всплывающие образы того, что сейчас происходит в трюме.
Прежде чем отправить очередную часть тела в свою пасть, Га-либ сцеживал будущий материал для краски в принесенный графин. Взгляд Грифитса вновь помутнел, но, как бы ни хотел инквизитор, отключиться ему не давало снадобье. Он словно наблюдал за собой со стороны, чувствуя боль и становясь безвольным свидетелем творящегося ужаса. Ясность ума, тем не менее, его не покидала.
Вопросы своего палача инквизитор по-прежнему игнорировал. Зелье начало терять свой эффект, когда Га-либ дошел до локтевого сгиба одной из рук. Эти кости каннибал разжевать уже не мог, и они оставались лежать на столе в обглоданном состоянии.
Почувствовав, что это его последний шанс, инквизитор открыл рот, чтобы откусить язык и захлебнуться собственной кровью. Самоубийство по меркам аурлийской церкви считалось грехом, но Карл больше не надеялся оказаться в мире Создателя. Га-либ ожидал чего-то подобного, и его длинные пальцы успели сжать скулы несчастного.
— Как нехорошо, господин Грифитс. Мои товарищи говорили, вы не любите, когда гости уходят слишком быстро, — с этими словами он прижал голову инквизитора к столу.
Вытянув язык при помощи щипцов, он отрезал его сам и долго ждал, пока утихнут конвульсии болевого шока, а вся кровь вытечет на стол. Больше криков инквизитора моряки не слышали. Лишь до дрожи пугающее нечленораздельное мычание доносилось из трюма.
— Жаль, я надеялся нам удастся построить диалог. Вы казались мне интересным собеседником, — сказал Га-либ, вливая в пленника новую порцию снадобья.
Карл Грифитс глотал ее вместе с остатками собственной крови. В эту ночь никто на корабле так и не смог уснуть. Утром Га-либ с гордостью выставил на палубе результат своих трудов. Капитан Хольт намеревался выкинуть картину за борт, но монстр успел его остановить. Для Га-либа эта работа стала одной из самых важных в коллекции, и расставаться с воспоминаниями об этом человеке монстр не хотел. Равно как и делиться с кем-то историей жизни этой, без всяких сомнений, уникальной личности.
Глава 21. Павший
Корабли благополучно добрались до Норфэнда. Миссию можно было назвать успешной, и мятежники сожалели лишь о том, что в Баргоу им не удалось застать еще и Коннора. Совершив горный переход до Прита, Кэр посчитал своим долгом сообщить Уильяму о тех зверствах, что они учинили в маленькой безымянной деревушке.
Сделал это Итан, когда они с мистером Олриджем оказались наедине, не желая выносить порочащее Артура Кэмбела действие в публичное пространство. К тому же Кэр хотел, чтобы у Уильяма было время все хорошо обдумать, прежде чем принять решение. Аурлиец тешил себя надеждой, что, отомстив, мистер Кэмбел вернется на праведный путь. Король Олридж выслушал своего друга, но хорошенько поразмыслить над сложившейся ситуацией ему просто не дали.
Вести о гибели инквизитора и Оуэна Корда быстро достигли Ортоса, и многие сторонники верховного магистра начали задумываться о том, как им строить свое будущее после войны. Карла Грифитса не любили и боялись, но признавали его значимость на политической арене абсолютно все. Он был живым воплощением непреклонности инквизиции.
Полученные из плоти мистера Грифитса сведения позволили мятежникам нанести несколько некрупных, но болезненных ударов по жизненно важным точкам в тылу противника. Парламентер со стороны Ортоса прибыл под стены Прита, держа в руках белый флаг.
Томас Мур и Уильям Олридж встретились для переговоров посреди бескрайних просторов полей Холанда. Разговор был сугубо конфиденциальным, и в шатре они находились лишь вдвоем. Стоявшие в отдалении свиты двух лидеров настороженно изучали друг друга и держали руки на оружии до тех пор, пока встреча не подошла к концу. Каждая из сторон ожидала подвоха и западни.
Каждый думал, что вот-вот услышит топот копыт, а на горизонте появится быстрая конница неприятеля. У этих опасений было вполне резонное обоснование. И Ортос, и мятежники действительно заготовили страховочные отряды, но сегодня они остались без дела.
Уильям Олридж вышел из шатра и ловко вскочил в седло своей лошади. Томас Мур вышел вторым, и оруженосец подставил табуретку, помогая ему оседлать свою. Главы двух армий пришли к соглашению. Генеральное сражение должно было пройти прямо здесь, на полях Холанда. Для сторонников Ортоса это было местом прошлых побед, а для мятежников шансом на реванш.
Всю неделю, оставшуюся до дня, на который было назначено сражение, Итан испытывал трудно объяснимую тревогу. Война могла закончиться в самом скором времени. Когда ее конца не было видно, Кэр не сильно тревожился за свою жизнь. Более того, он был уверен, что, скорее всего, найдет смерть в одном из бесконечных боев. Теперь же, когда у этого ужаса был виден конец, он очень хотел выжить. Аурлиец мечтал увидеть тот новый мир, что им придется построить.
Итан замечал, что излишняя нервозность охватила не только его. Каждый справлялся с беспокойством по-своему. Капитан Хольт продолжал топить свою горечь в вине. Дункан и Ингрид хотели провести как можно больше времени вместе, и их редко можно было заметить на общих застольях. Уильям постарался с головой уйти в планирование грядущего сражения. Даже Га-либ стал чаще проводить время в своей медитации.
Артур появлялся лишь на заседаниях совета. Последнее время он страдал от головных болей и был частым гостем доктора Рокуэла. В приподнятом настроении духа оставался только Чарли, хотя теперь к нему чаще обращались по имени Белозар. Хорив уговорил мистера Норрингтона дозволить ему участвовать в битве, и теперь бывший убийца выжимал все соки из своего ученика, доводя его мастерство до высочайшего уровня.
Кэр проводил много времени с прибывшим с юга Агнием. Аурлийцу стоило больших трудов уговорить Сирин не принимать участия в сражении и отправиться в Монтпик, чтобы позаботиться о Валисе. Сидя за кружкой добротного шовбурского эля, Итан и утларг с улыбкой вспоминали неловкость их первой встречи, размышляя о том, как много воды утекло с тех беззаботных времен.
Значительных изменений на южном фронте не происходило. Армия Сварна смирилась с тем,
