Война - Максим Юрьевич Фомин
Все эти шаблоны не стали актуальны для войны на Донбассе. Например, вот тут, в Промке, враг мог быть за жестяным, деревянным забором, плотными кустами и т. д. В 90 % случаев ты не будешь его визуально наблюдать, а просто слышать и понимать, откуда он стреляет. Одиночный огонь в таких случаях не эффективен. Надо насыпать плотным автоматическим огнём, тем более мы не в глубоком тылу врага — бк есть и подкинут ещё. Дальнейшие события подтвердили правильность моих размышлений.
* * *
15 марта 2016 г.
Мы практически не отдыхали. Удавалось поспать только четыре часа ночью, всё остальное время мы окапывались и постоянно таскали бк, вещи и продукты, которые всё-таки подвезли на вторую линию. Ночью дежурили по двое. Я — с Сёмой, Таня — с Ренатом, а Женя — один на чердаке, его меняла Таня. К непрерывному обстрелу из стрелкового оружия подключился 82-й миномёт и АГС, и если миномёт днём работал не часто, то АГС практически не замолкал. Противник опасался, что мы подойдём к нему по балке, и накрывал в основном её, но потом веером бил по всем нашим позициям. ВОГи рвались буквально вокруг нас, только чудом был ещё никто не ранен и не убит. Такой бесконечный обстрел и тяжёлый физический труд, конечно, нас изматывали, мы постоянно находились в напряжении. Просыпаясь среди ночи на пост, я обязательно ел пару кофеиновых таблеток, которые оставило нам предыдущее подразделение, чтоб хоть как-то снять усталость.
На позицию пришёл Хантер. Он буквально успел на секунду заскочить в окоп, как вдруг по дороге легла очередь из АГС. В руках у Хантера был какой-то большой журнал. Как только обстрел стих, он вылез из окопа и сказал:
— Так, мне надо вашу ростовку записать.
Мы по очереди назвали свои данные.
— Я стесняюсь спросить, — начал я, — у нас только командир роты умеет писать? Неужели вы, командир подразделения, который ведёт тяжёлые бои, вместо того чтобы организовывать боевую работу, должны бегать и записывать ростовку? У вас же зам есть…
— Дядя Вася в тылу занят, да и некому доверить, вокруг одни долбоёбы, а с меня в штабе требуют.
— Просто этот АГС уже заебал, его надо подавить или дать ответку. У нас в подвале лежит три АГСа, на хуя я их тягал? Можно одним АГСом их дрочнуть, и как только они начнут отвечать, вторым АГСом их накрыть. Не обязательно это делать со стационарных позиций. Можно где-то в стороне, просто ребятам рацию дать.
Было видно, что мои слова абсолютно нигде не зацепились в голове Хантера.
— Нас через три дня должны поменять, довоюем и так.
Надо сказать, что за всё своё время пребывания на фронте я, конечно, видел АГС и как из него стреляют, но в детали обращения с ним не вникал. Я спросил: кто у нас в отделении может пользоваться АГСом? Женя уверенно сказал, что он может. Тут я ему доверял, так как видел, что он парень мастеровой. Когда все поняли, к чему я клоню, то хором начали кричать, что лучше с АГСа не стрелять, так как нас потом заебут.
— Увидят, что отсюда работает АГС, и засыпят нас минами, — говорили все хором.
— Да, для них прицела нет. Просто так пулять? — Сёма пытался возражать конструктивно.
Можно было, конечно, попробовать скорректировать его и без прицела.
Барс тоже не поддержал мою инициативу с тем же самым аргументом, что может прилететь ответка. Сказал, пусть лучше лежат в подвале. Было обидно, что мы полностью не используем то вооружение, которое имеем.
* * *
Наверное, в то самое время я осознал, что значит система. По отдельности каждый из командиров (Крым, Аскольд, Хантер, Нечисть) были хорошими умными людьми, искренними патриотами, не лишены организаторских и командирских способностей. В батальоне было много младших командиров и обычных рядовых бойцов, на которых можно было опереться. Но почему-то, собранные вместе, не могли приносить нормального результата. Словно над нашей «фирмой» витало какое-то таинственное коллективное бессознательное. Видимо, проблемы были заложены в самом фундаменте организации. Надо сказать, что впоследствии мне пришлось служить ещё в одной воинской части и столкнуться с подобным явлением, значит, тогда мы не были исключением.
Древнегреческая легенда гласит, что фригийский Мидас оказал услугу Дионису, в награду этот бог предложил ему просить чего он только пожелает. Мидас попросил, чтобы всё, к чему он прикоснётся, тотчас же превращалось в золото. У нас же всё происходило с точностью до наоборот: любая здравая инициатива в нашей организации превращалась в говно. В унылое говно.
Может, у нас везде так? Мой ответ — нет!
Самый лучшим образцом менеджмента для меня по-прежнему остается участок № 1 шахты им. В. М. Бажанова. Я работал на этом участке горнорабочим очистного забоя (забойщиком) с 2004 по 2006 год. Начальником участка был Виктор Николаевич Емельянов (Емеля). Я забыл его имя, и мне пришлось гуглить, чтобы вспомнить, но я сделал это, чтобы каждый военный прочитал: этот горный инженер умнее любого, кого я встречал из офицеров-кадровиков, окончивших училища и академии.
На шахте всё просто: в конце смены на табло у диспетчера должна светиться цифра 500. Пятьсот тонн угля мы должны были выдавать на-гора каждую смену. 1 500 — за сутки. Если нет этой цифры, то сразу находилась причина, устранялась в короткие сроки, и находился виновный. Показатель эффективности участка можно было наблюдать каждые шесть часов. На шахте исключена дурацкая армейская показуха (разве что когда приезжает комиссия, то более внимательно относятся к соблюдению техники безопасности), где тебе нужен фотоотчёт и учения, на которых надо делать вид, что ты что-то умеешь. Офицер может прослужить 20 лет и не попасть на войну, и его профессионализм, именно как военного, будет под большим вопросом. На шахте же ты сдаёшь экзамен каждый день. Бой каждый день, результат на табло. И за потери с тебя тоже спросят. Причём тебе надо не только добывать уголь в сложных горно-геологических условиях (глубина — 1300 метров, опасность выброса газа — сверхкатегорийная.
