Горький вкус предательства - Екатерина Янова
Сосед. Тот самый чокнутый сосед, которого уже давно никто не видел. Про этот дом и его хозяина ходило много слухов. Моя мать шутила, что здесь живёт Синяя Борода, у которого когда-то была молодая жена, но она умерла при странных обстоятельствах, и теперь он ищет новую. А ещё говорили, что здесь появляется только прислуга, а сам хозяин давно живёт за границей, но точно никто не знал, а ещё шептались, что это дом с привидениями.
Становится дико страшно. Вспоминаю, каким жутким показался мне мужчина в тот момент, когда он возник передо мной ночью в свете луны.
За дверью раздаётся шум, ручка поворачивается, в комнату заходит пёс.
Видя, что я не сплю, радостно подбегает ко мне, кладёт свою большую чёрную голову на мои колени, преданно заглядывая в глаза.
– Принц, – глажу его лоснящуюся чёрную шерсть. – Ты хороший? – спрашиваю так, как будто собака может ответить на мои вопросы.
Пёс облизывает мои пальцы мягким, тёплым языком. – Хороший, хороший.
Невольно улыбаюсь.
– А твой хозяин? Он добрый? Скажи?
Принц отбегает на пару шагов, оглядывается, а потом галопом выбегает из комнаты.
Через несколько минут возвращается вместе с хозяином.
– Ты проснулась, Алиса? – дружелюбно спрашивает мужчина.
Впервые рассматриваю этого человека внимательно. Он не молод, но и ещё не старик, высокий, крепкий. Седые волосы аккуратно зачёсаны назад, тёмные брови вразлёт, нос слегка с горбинкой, чёрные внимательные глаза. Есть что-то восточное в его внешности. Сколько ему? Пятьдесят пять? Шестьдесят? Не знаю. Но я не чувствую от него опасности, и сейчас это главное.
– Откуда вы знаете моё имя?
– Мы соседи, – улыбается он. – Я видел тебя несколько раз.
– А я вас не видела.
– Это неудивительно. Я живу в затворничестве.
– Как вас зовут?
– Марк Адамович Вайсман.
– Спасибо вам, Марк Адамович. Вы меня спасли.
– Не благодари. Это было угодно Богу, а значит, так должно было произойти.
– Мне уже лучше, я скоро смогу покинуть ваш дом. Не хочу злоупотреблять…
– Нет, Алиса, – перебивает меня. – Не думай об этом. Поправляйся. И скажи, ты бы хотела кому-то сообщить о том, где ты сейчас находишься?
От этого вопроса в груди чувствую болезненный укол.
– Нет. Никому не хочу, – опускаю глаза.
– Не расстраивайся. Если захочешь, расскажешь, что с тобой случилось, – смотрит пытливо. Я молчу. – Когда будешь готова, – добавляет он тактично.
– Спасибо вам.
– Тебе сейчас Людмила принесёт покушать.
– Хорошо. А потом уколы? – морщусь. С детства терпеть не могу уколы.
– Нет, – задумчиво рассматривает меня мужчина. – Доктор изменил твоё лечение. Антибиотики тебе нельзя, как выяснилось.
– Почему? – не понимаю я. – Аллергии у меня нет.
– Потому что ты беременна, Алиса, – выдаёт мужчина хмуро. – Ты не знала об этом?
– Этого не может быть, – хватаюсь за голову я. – Не может!
И тут же в голову бьёт мысль: а когда у меня были последние месячные? Я не помню. Но это точно было ещё до того, как Ника арестовали. Боже! И тошнило меня часто в последние дни, но я всё списывала на стресс.
– Тише, тише, красивая, не плачь, – гладит меня по голове мой спаситель. – Всё хорошо будет.
– Нет, теперь уже точно ничего хорошего не будет. Это конец!
Шок постепенно проходит, но от этого не становится легче. Я впадаю в какой-то ступор. Просто лежу на кровати и смотрю в потолок. Потому что не понимаю, как мне жить дальше, что делать.
Моя мать в розыске, а возможно, уже и арестована по обвинению в убийстве отчима, и это я виновата в том, что так получилось. Она меня не простит. Я это сразу понимала, но тогда я не задумываясь выбрала сторону Никиты, понимая, что Эвелина всё равно не даст нам жить спокойно и не перестанет давить на меня, диктуя свои правила. И всё же… Получается, я предала её ради человека, который теперь предал меня. Может, это такой бумеранг?
Не знаю, но теперь уже ничего не изменить…
Встаю, подхожу к окну, приоткрываю штору. Смотрю на освещённый двор соседнего дома, который ещё недавно был мне родным.
Григорий Алиевич просил, чтобы мы жили с Никитой здесь. Он знал о наших отношениях и завещал, чтобы этот дом остался нашим семейным гнездом, где будут расти наши дети. Он искренне верил, что нас ничто не разлучит. Тогда у меня тоже не возникало сомнений. Поэтому и в завещании он указал только Никиту, потому что боялся, что если какая-то часть будет принадлежать мне, то на эту часть наложит лапу моя мать. Отношения у них в последнее время совсем испортились, они собирались разводиться. Это была главная причина, почему моя мать извела отчима. Она не пережила бы потерю статуса и денег.
Впрочем, теперь я думаю, она поняла, что есть в жизни вещи более важные. Интересно, где она спряталась, и кто её предупредил?
Соседний двор вдруг вспыхивает светом. Значит, кто-то ходит, там датчики движения и свет включается от них. Вижу, как по дорожке к дому идёт Лика.
Сердце моё болезненно сжимается. Видимо, вот она, новая хозяйка этого дома. Только интересно, когда же ты предала меня, подруга? Или ты изначально была настолько гнилой? Почему же я не заметила этого?
Меня разбирает злость. Хочется выскочить и вцепиться этой стерве в волосы. Она заходит в дом, включается свет в гостиной. Шторы задёрнуты, видны лишь силуэты. Но Ника я легко могу узнать даже так. Его фигура, взмах руки… Боюсь, что сейчас увижу объятия, но по силуэтам теней больше похоже, что там напряжённый разговор. Женская фигура эмоционально доказывает что-то, мужская небрежно отмахивается.
Через несколько минут Лика выскакивает на порог, бежит по дорожке к выходу. Я распахиваю окно.
– Чтоб ты сдох, Барский! Ты грёбаный мудак! Урод! Будь ты проклят! – орёт она на весь двор.
На освещённом пороге вижу Ника. Сердце стазу заходится тахикардией, не получается у меня смотреть на него спокойно. Он пошатывается, как будто сильно пьян. Посылает Лике небрежный воздушный поцелуй. Что-то отвечает насмешливо, но слишком тихо, мне не слышно. Лика от этого окончательно звереет, бросается на Ника с кулаками. Он уворачивается.
– Ты за кого меня принимаешь, – орёт она. – Ты думаешь, я так со всеми? Я же для
