Рыжая обложка - Иван Михайлович Миронов
В какой-то момент ее схватили сзади, попытались оттащить, но она вывернулась, рыча, как дикий зверь, голая и скользкая от крови, которая теперь покрывала все тело, и ударила уже в другом направлении, в мягкий живот Димона. Провернула, выдернула. Отползла.
Дальше было время забытья. Лена то отключалась, то приходила в себя. Все вокруг было красным, весь мир. Красный пол, зеленый потолок. Лена хихикала, бормотала, ползала в поисках бутылки: воды, водки, все равно. От тел поднимался тошнотворный душок.
День клонился к вечеру, и в шалаше начало темнеть. Тогда Лена кое-как поднялась на ноги и побрела сквозь заросли. Минут через десять вышла на пустынный пляж – кусочек берега, окруженный скалами. По крутому склону вилась тропинка, показываясь и вновь теряясь между деревьев.
Лена тронулась в путь.
Михаил Гоминин – «Самое лучшее в жизни»
Любые совпадения имен или моделей поведения персонажей с реальными людьми – дикая случайность.
1
Саня ненавидел Жучку – мелкую собачонку породы двортерьер. Рыжая сука попортила с дюжину его штанов и оставила на заднице пяток шрамов. А еще этот подернутый бельмом глаз!..
Увы, для Сани имелось одно «но»: хозяином Жучки был Колян – его лучший друг. Увы для Жучки, после очередного посягательства на ягодичную мякоть Сане на это «но» сделалось «по».
Предположив, что яд отправил Жучку в собачий ад еще ночью (такая доза да на полтора килограмма убожества), он поспешил в гости к Коляну, чтобы вместе с ним «скорбеть» по рыжей суке.
Он вошел в непривычно тихий двор, и (открыв рот, чтобы осведомиться: «Что это сука твоя не гавкает?») без стука распахнул дверь дома.
Вопрос застрял в горле.
Жучка и вправду оказалась мертвой.
Вот только Саня не ощутил удовольствия от вида издохшей псины, ибо она была натянута на хозяйский член.
Колян стоял посреди комнаты с закатанными под лоб глазами, одетый в одну Жучку, и почесывал усопшую за ухом.
– Христос Воскресе?
Глаза Коляна открылись. Он ненароком потянул Жучку за шкуру, от чего открылись и ее глаза.
– Бля! Санька! Испугал, гад! – Колян, как всегда, гакал.
– Чем маешься?
– Да так, – сказал Колян, продолжив гладить Жучку.
Не в силах на это смотреть, Саня попятился назад.
Колян – некрозоофил. Кто бы мог подумать? Интересно, он «натянул» ее еще до того, как она окоченела, или…
Метающийся по двору взгляд зацепился за собачью миску. В ней нетронутым лежало то самое отравленное мясо.
Вот те раз.
Он снова вошел в дом.
– А с Жучкой что?
– Бля, умерла.
– Спасибо, Кэп. Произошло это как?
– Бля, вынес я ей вчера пожрать мяса того, что ты принес. Поставил миску, она к ней, к миске, мордой, а ко мне жопкой. Ты ж знаешь, что у меня секса давно не было?
– Угу. Настолько давно, что никогда.
– Бля, вот-вот, я знал, что ты поймешь, ты ж тоже окромя рук ни с кем не трахался.
– Ты это к чему?
– К тому, бля, что у Жучки была классная жопа, и я потерял контроль. Схватил ее под мышку, забежал в хату и… – Колян стер покатившиеся слезы. – Туды-сюды, и она сдохла.
– А дальше что?
– Похоронил ее. Зарыл в огороде.
– Кого зарыл? Вон же она у тебя…
Только сейчас Саня заметил, что рыжая шерстка местами запачкана землей.
– Ты что, вырыл ее?
– Ага. В час ночи. Потом в шесть утра. И перед твоим приходом.
Повисла пауза.
Висела она с пару минут, пока ее не нарушил Колян своим оргазмом:
– А-а-а! А-а-а! Сра-а-ань! Фух, я все. – Он посмотрел просветлевшим взглядом на Саню и протянул ему мертвое животное. – Будешь?
– Конечно, буду. Но не Жучку.
– А кого?
Губы Сани растянулись в плотоядной улыбке.
– Ба-а-арси-и-ик, кис-кис-кис.
2
В очередной раз предав Барсика и Жучку земле, Колян сказал:
– Бля, если с ними так хорошо, представь, каково с бабой. А если она еще и живая!..
– С бабой живой, конечно, хорошо, но разве она нам даст?
– Я, кстати, хотел об этом поговорить, – лицо Коляна сделалось серьезным. – Ты уж, Сань, прости, но мне кажется, нам не дают из-за твоих усов.
– Моих усов?
– Ну да, они ж у тебя бабские. Вот телки и видят в тебе на этом, бля, на подсознательном уровне бабу и не хотят с тобой трахаться. А так как ты для них на подсознательном уровне баба, то про меня они думают, что я парень этой бабы, то есть, занятый пацан. Так что и мне не обламывается.
– А может, все проще и их отпугивает твоя вонь? Мои усы, Колян – это внешность, а женщинам внешность не важна. А вот твой запах – это пиздец, а пиздец – он, как говорится, неизлечим. Я-то могу усы сбрить, а вот ты даже после бани воняешь.
– А давай тогда ты побреешься, и мы пошукаем бабу с насморком?
– Можно, конечно, но у меня есть идея получше.
– Что-то лучше, чем бабская писька?
Оба покосились на могилку.
– Лучше, – Саня пальцем стал выводить на рыхлой земле буквы. – Читал я тут роман один. Жалко, ридер поломался, не успел дочитать.
– И что там было?
– Там описывалось то, после чего письки становятся таким же наслаждением, как «Оливье» второго января. Читай.
Он указал на могилку.
– Э-э-эд.
– Читай полностью.
– Эдва-а-ард Ли Г-Го-о-ол… Го-ло-вач.
3
Чтобы понять, почему у друзей не складывалось с противоположным полом, стоит их описать.
Саня гномьим ростом был обязан отцу. Нет, человек, которого он называл батей, имел нормальный рост, а вот сосед… тот с легкостью мог не только побултыхаться в ванной, но и проплыться в ней. От матери Сане достались жиденькие усики и густая монобровь. А еще он любил читать книги Уайта, Кетчама, Донцовой и Ли.
Колян – полная противоположность.
Детина под два метра ростом. Лицом он был похож на исполинского козодоя. Кривые, как ноги кавалериста, зубы. Чебурашьи уши.
Вечно окруженный смрадом потных носков.
Наделенный титаническим членом и обделенный умом.
4
Виктор Павлович Порядков – участковый – любил, чтобы на его участке был порядок.
