Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Отряхиваясь и невнятно бормоча, поднялся на ноги Кириак. Проковылял, хромая, к Белке и помог ей подняться на ноги.
В какой момент перестал идти снег, скрывая все вокруг, Белка не уловила. Но сейчас, как по волшебству, видно было далеко вокруг — и запорошенные избы, и стену волчьего леса в белом одеяле, и огороды, спускающиеся к прудам, и дальнее поле в другой стороне.
— Я же обещал, что они успеют, — быстро говорил Кириак, дергая Белку за веревки, которыми та была связана. — А ты волновалась. Ничего не бойся, книга «Песни из тени» у меня, а нашел я ее в сундуке у Хрода, пока они тут все бегали. У учителя дома, понимаешь? Ты спасена от несправедливого оговора. Это ли не доказательство!
Он попытался развязать сначала тряпку, которой ей заткнули рот, потом путы на локтях, но руки у него замерзли, дрожали, пальцы срывались с мокрых узлов и не слушались. Ничего не получилось.
Солдат было всего пятеро, хотя выглядели они грозно из-за суровости лиц, пожалуй, преувеличенной даже. Выстроились шеренгой у края расчищенного и вытоптанного участка, перекрыв бабам отступление к деревне. Рвануть прочь теперь можно было только по сугробам или по узкой тропе, которой Белку привели к дубу от учительской баньки. Следом за солдатами на вытоптанную вокруг дуба площадку выехал на толстой чалой лошадке человек в бобровой шапке и в очень длинном черном плаще — видимо, обещанный помощник прокурора. А следом ползли легкие санки, которыми правил инспектор Вернер. Санки так и пришлось оставить на дороге, места у дуба для них не было.
— В сторону! — скомандовал скрипучим неприятным голосом прокурорский чиновник. — В сторону, юноша!
Кириак повертел головой, в поисках того, кому бы это могло быть сказано. Прокурорский помощник указывал на него плетью. Ослушаться писарь не посмел. Прекратил попытки освободить Белку от пут и сделал сначала шаг в сторону потом другой. Потом заметил в санях инспектора и, оглядываясь на Белку, поторопился к нему. Белка постояла еще мгновений десять на ногах и почти без сил села, где стояла. Голова у нее шла кругом, в волосы, в капюшон и за шиворот набился целый сугроб, таяла и текла по лицу вода. Белка замерзла и чувствовала, что ее бьет дрожь от холода и нервов. Поймала себя на том, что отстраняется, смотрит на происходящее словно сбоку или с ветки дуба, словно все это не с ней. Как будто наблюдатель — она, а не помощник инспектора, и события нужно запомнить, но не обязательно в них участвовать.
Но это означало бы «будь что будет», а такое не в характере Белки. Она — вода. Даже если ее налили в бутылку и заткнули пробкой. Она найдет маленькую трещинку, крошечную дырочку, просочится, выберется, впитает мелкие лесные ручьи и болотные протоки, а потом сметет все плотины, препоны и пару деревенек по берегам! Не застаиваться, не зарастать тиной, не замерзать!
Усилием Белка вернула свой взгляд и свое восприятие в себя обратно. Сразу почувствовала занемевшие ноющие плечи, ощутила противную, неостановимую дрожь, дернула онемевшими руками, слизнула с разбитых саднящих губ капли тающего снега. Нельзя разливаться лужей. Еще не все закончилось, еще не время.
Ну, что теперь, господа прокурорские? Она свободна? Это — спасение? Или ей так и не дадут сказать ни слова в свою защиту, потому что Петра с матерью и теткой переврут любого и призовут всех баб в свидетели, а Бури и недовольные возвращенной жизнью пациенты им поддакнут? Эх, столько шансов избежать нынешней ситуации Белка упустила! В огромное количество случайных событий себя вовлекла. Не надо было думать об общем благе и всех спасать. Не бывает за добрые дела благодарности. Бывают только проблемы.
Прокурорский чиновник спешился. Не торопясь, отдал поводья одному из солдат и медленным шагом, подметая снежные хлопья плащом, двинулся к Белке. Обошел ее вокруг, отряхнул от снега свой плащ. Остановился у правого плеча Белки, петлей свернутой плети встряхнул Белке капюшон, выкинув снег и оттуда, огладил ей плечи, обхлопал спину. Занес плеть над волосами, подержал и опустил, не стал прикасаться так, чтобы не через одежду.
Белка подняла голову и посмотрела прокурорскому прямо в лицо. То, что она видела, ей не очень нравилось. Очередная «земляничка» стояла перед ней. Человек из рода Земли, в котором все всё делают, быть может, не лучшим способом, зато чрезвычайно старательно. Плоское, как тарелка, словно обсыпанное мукой, очень белое лицо, вздернутая верхняя губа, за которой прячутся мелкие острые зубы, усы не растут, борода в три черные волосины, змеиные темные глаза — будто две дырочки, проделанные пальцем в тесте. Выражения не разобрать, намерения не читаются.
Что-то не верилось, будто этот человек — спасение. Что вот, приехал чиновник от прокурора, сразу во всем разобрался и все исправил. И что-то он не торопится снимать с Белки веревки или как-то еще ей помочь. Не оправдываются надежды на справедливость.
Белка оторвала взгляд от неподвижных глаз помощника прокурора, зыркнула в сторону — где Кириак? Тот что-то оживленно втолковывал инспектору Вернеру, который уже вылез из саней и стоял рядом, не выпуская вожи из рук. Инспектор будто бы очень удивлялся рассказанному или не мог в слова Кириака поверить, качал головой. Писарь махал руками, показывал на Белку, на застывшую каменным изваянием Петру, в лес, на деревню, снова на Белку. Потом достал из-за пазухи книжечку, открыл и зачитал инспектору.
Наконец инспектор мотнул головой, хлопнул Кириака по плечу и решительно двинулся в сторону Белки с прокурорским помощником. Но с пяти шагов вернулся к саням, вынул из-под откидного сидения обвисшую шкуру тетерева, похожего на птицу теперь только длинными крыльями, достающими до земли, и, тяжело хрустя ледяной крошкой, намерзающей поверх перетоптанного липкого снега, пошел к дубу. Кириак спрятал книжечку обратно за пазуху и поспешил за ним.
Бабы, разглядев, что за штуку несет инспектор в руке, тоже зашевелились. Они оправились от первоначального испуга и стали подходить ближе. Пару шагов — сбиваются в кучку. Еще пара шагов — снова остановка. И так, пока не оказались возле Петры, не окружили ее, не закрыли своими юбками