Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Кириака стали теснить в сторону Белки, и в кутерьме среди метели Кракла отделилась от него и смешалась с толпой.
Закружились по снегу фигуры в темных платках. Зашуршали веники по засыпанному снегом срубу, затрещал ломаемый хворост, забубнили деловые голоса.
Кириаку только того и надо было — подобраться к Белке поближе.
— Жди, он приедет, — проговорил, почти не разжимая губ, Кириак и перехватил незаданный вопрос: — Птица улетела быстро. Мы, как можем, тянем время. Но что здесь затевается, я не пойму…
Белка, с трудом нашедшая устойчивое положение, в котором могла не каменеть от напряжения, потеряла равновесие, зашаталась и громко, почти истерически промычала сквозь тряпку ответ: «Похороны Хрода, что непонятного!»
— Тебя зачем связали? — продолжил Кириак, ловя ее под плечо и не давая завалиться вбок и повиснуть на веревке.
«Тебе не сюда надо было идти, а мужиков поднимать по деревне!..»
— Извини, я тебя не понимаю, — покачал головой Кириак. — Дай я тебе веревки ослаблю, что ли…
— Эй! — прервала его поползновение помочь следившая за Белкой Петра. — А ну, не смей! Не трогай!
И рядом с ней мгновенно возникли Марашка и Мурашка, одинаковые ее матери. Одна угрожающе приподняла лопату.
— Зачем она так привязана? — задал вопрос писарь.
— Не твое городское дело. Отойди к дубу! — широкая лопата, похожая на ту, которой в печь сажают хлеб, краем ткнула его в плечо.
Кириак попятился.
Ой, дурак, думала Белка. Зачем вообще пришел? Чего ждет? По краткому прикосновению Кириака к ее заледеневшей руке Белка поняла одно — помощник инспектора такой же на девять десятых пустой, как она. Потратился на тетерева, словом помочь не может. Сбежал бы уже. Авось, не погонятся за ним в такой снежной круговерти…
А сруб тем временем был подготовлен. И, хоть снегопад не унимался, Марашка или Мурашка обмели тело покойника, а остальные перетряхнули вязанки с хворостом и солому от налипшего снега. Похоронам пора было начинаться, а никакие благоприятные для Белки события так и не торопились случиться. Ожидание удачи — что вернется инспектор, проспятся мужики, очнется от сонного забытья Свит, или от неправды, выдаваемой за правду, и вовсе подломится общинный дуб — было для Белки тягостно, как любое тупое бездействие на границе опасности. Не привыкла она в жизни стоять, смотреть и не шевелиться. Верить в лучшее тоже не привыкла. А эта ситуация не нравилась ей до обморока.
Мачеха Бури подняла ухватом чугун с угольями и перевернула в солому. Та занялась, заплясали языки огня. Загорелись дружно опущенные в огонь факелы. Бабы затопали ногами, закланялись огню, закивали друг другу — молча и от этого как-то страшно. Никто не голосил погребальных песен и причетов, словно уговорилисьб об этом заранее. Четверо с факелами разошлись по четырем углам, чтобы запалить сруб. И тут кое-что все-таки произошло. С ближайших лесных деревьев взлетело с карканьем воронье, от порыва ветра зашумел общинный дуб. В погребальную баньку ударил снежный заряд, разметал шипящую подмокшую солому и загасил огонь. Кто-то из баб посмотрел на небо, кто-то в лес, а кто-то на Белку с Кириаком. Посмотрели и бросились собирать и укладывать назад разбросанное порывом ветра.
Петра помогать им не стала. С факелом в руке подбежала к Белке, прищурилась, втянула носом воздух, словно силу, вложенную в слово, можно учуять. Но у Белки рот завязан, Кириак хмурится молча.
— Кто это сделал? — спросила она.
«Кощей», — засмеялась и заперхала в тряпку Белка, понимая, что дурит не по-хорошему, но сделать с собой ничего не могла. Напряжение и ожидание прорвались неуместным, душащим смехом.
Петра ударила Белку факелом по плечу. Не обожгла, не подпалила даже мех на капюшоне. Не особо ушибла — криворучка же. Просто сбила с рукава обильно налипший снег. Кириак бросился на защиту, почти успел, хотел оттолкнуть Петру, но та издала не слово даже, а какой-то шикающий звук, и писаря отбросило в сторону, опрокинуло, вмяло в свежий, набросанный лопатой снег.
— В деревню едут солдаты и помощник прокурора, — выкрикнул из сугроба Кириак. — Одумайтесь и прекратите уничтожать следы преступления!
— Преступления? — Петра зашипела как ковш воды, выплеснутый в бане на каменку. — Прекратить? Преступление должно быть наказано, а твой инспектор все бросил и сбежал. Трус, испугался, не справился с Кощеем и его помощниками! А может, ты и сам Кощею помогаешь? Может вы заодно?
— Да нет никакого Кощея! Это ваши деревенские сказки!
На громкие слова повернули бабы, подошли, встали у Петры за спиной.
— С-с-скас-с-ски? — клокотала и шипела Петра.
Вдруг отшвырнула погасший факел, бросилась к Белке, сунула руку ей в карман и выхватила вилку, высоко подняла ее над головой:
— На, смотри, какие сказки! Смотрите все! Заговор на серебре! Серебро всегда побеждает слово! Серебро не поддается слову без крови! А слово вместе с серебром и кровью ничто не победит! Видите, видите! Это она, точно она! Хотела и сейчас на нас с серебром идти, чтоб мы ей сделать ничего не могли, смеялась над нами!
По шеренге баб прошел гул изумления — словно Петра вынула у Белки из кармана жар-птицу, а не предварительно уложенную туда вилку.
«Она! Она! Гляди-ка, точно она! Вилка-то из дерева выдернутая, ейная!» — зашумели бабы, и даже полудурошный школьный сторож дребезжащим голосом проблеял: «Еёхняя вилка! Она!..»
— А на костер ее прям сразу! — взревела то ли Марашка, то ли Мурашка. — Нечего ждать прокурорских, они когда еще приедут! Вяжи ее, бабы, в саван! Снизу под Хрода затолкаем!
На Белку навалились втроем или вчетвером, чуть не вывихнув ей руки из плеч, Кириака, что-то закричавшего и рванувшегося воспрепятствовать, мигом затолкали обратно в сугроб.
Веревку, которой Белка была прикреплена к суку, ослабла, отвязалась, упала, хлестнула Белку по голове, и Белка свалилась бабам под ноги. Ее окунули лицом в рыхлый мокрый снег, на нее наступили, ее пару раз перевернули и пнули, попав по лицу. Поэтому она и не слышала ни топота копыт, ни грозных окриков долгожданных солдат, скачущих со стороны деревни с палашами наголо. Да и бабы разобрались в обстановке не сразу. А когда разобрались, кто с визгом, кто с бранью, брызнули напуганными тараканами в разные стороны, попадали в некопаных сугробах, спрятались за общинным древом и за похоронным срубом.
