Война менестреля - Владислав Адольфович Русанов
Изъездив вдоль и поперёк материк, альт Грегор прекрасно понимал, какую ненависть вызывает появление заезжего менестреля в сплочённом обществе местных магов-музыкантов. При этом они могли грызть друг дружку, как крысы, посаженные в дубовую бочку, но ничто так не объединяет, как совместная неприязнь к чужаку, который заграбастал то золото, которое могло осесть в твоём кошельке. А если учесть, что у каждого менестреля есть определённый круг поклонников — у кого-то больше, у кого-то меньше — то приезжих могли поджидать неожиданности и даже неприятности. От освистывания во время выступления до вызовов на дуэль. Ланс немало поработал, чтобы создать репутацию, при которой с ним попросту боялись связываться, а в молодости всякое бывало.
— Воскресший из мёртвых, истинный Бог наш, по молитвам святых славных и всехвальных, преподобных и богоносных первосвятителей наших, и всех святых Своих, душу от нас преставившихся рабов Своих, в селениях праведных вселит, упокоит и к праведным сопричтет, и нас помилует, как Благой и Человеколюбец…
Краем глаза Ланс уловил движение слева от себя. Повернулся. Рядом стояла Ита. Мгновение назад её не было. Он коротко кивнул. Всё-таки танцовщица — один з немногих людей в этом городе, о которого он не ждал удара в спину. Вот не напрасно ли? Есть ли в этом мире люди, которым можно доверять? Вернее, остались ли со смертью Регнара?
Ита вздохнула. Взглядом показала, что сочувствует горю менестреля. Он вторично кивнул, давая понять, что благодарен за сопереживание.
Тем временем заупокойная продолжалась.
— Со святыми упокой, души рабов Твоих, там, где нет ни боли, ни скорби, ни стенания, но жизнь бесконечная… — тянул архиепископ Жерал.
Он уже завершил обход гробов, попрощавшись с каждым из покойников.
Заметно похолодало, хотя снегопад прекратился.
Пальцы Ланса сжимающие костыли, замёрзли до одеревенения, но он из странной и бессмысленной гордости не хотел воспользоваться перчатками.
Ита прятала руки в меховую муфту. Нос у неё покраснел, а щёки, напротив, побелел. Но даже застывшая на пронзительном ветру она выглядела красоткой, каких поискать. После Реналлы, конечно.
— Во блаженном успении вечный покой подай, Вседержитель. Упокой усопших рабов Твоих — Пирелло из Вирулии, Видо и Хорхе альт Венци, Браза альт Коста, Эрике альт Дако, Уго альт Тардина, Руя альт Сомаро, Пепе альт Виньо, Эрго альт Гуара, Панчо альт Кирано, Жозе альт Рако, Начо альт Виста, Матти альт Нурилло, Лаго альт Браццо, Дидо альт Рамона, Лобо альт Эскобана, Жоана альт Сирела, Регнара альт Варда, и сотвори им вечную память! — нараспев зачитал диакон, пока архиепископ-регент беззвучно молился, сложив ладони перед грудью.
— Вечная память! Вечная память! Вечная память!
Дюжие молодцы подняли гробы на полотенцах, шагнули к ямам. В этот миг по древнему трагерскому обычаю все, провожающие покойников в последний путь, опустились на колени. Попытался и Ланс, но едва согнул ногу, как рана вспыхнула и запульсировала острой болью. Менестрель не сдержался и зашипел сквозь стиснутые зубы.
Ита подхватила его под локоть, поддержала, помогая медленно опустить на снег вначале одно колено, потом другое. От боли потемнело в глазах. Панихида больше не интересовала Ланса. Только бы добраться до кровати и прилечь, вытянув ногу.
Вскоре лопаты заскребли по красному суглинку. Комья смёрзшейся земли застучали по крышкам гробов подобно диковинным барабанам, выводящим варварскую мелодию, лишённую ритма, зато наполненную скрытой силой, восходящей к древней тёмной магии. Говорят, адепты старых школ волшебства ещё сохранились в джунглях Голлоана или степях Райхема. Впрочем, цивилизованному человеку не дано их услышать. И во влажных дебрях, и в засушливых равнинах его ждёт смерть. Не от стрелы или кинжала, так от ядовитой твари, или испепеляющего солнца, высасывающего из тела последнюю влагу, а то какой-нибудь редкой заразы, снадобья от которой лекари ещё не выдумал.
Ещё немного и всё кончилось.
Эр-Трагерская знать поднималась с колен, отряхивая снег, и расходилась.
— Встать сможешь? — участливо поинтересовалась Ита.
Она столь нечасто поддавалась жалости, что Ланс волей-неволей заподозрил неладное.
— Попробую. — Менестрель покрепче вцепился в костыль. Дёрнулся. И чуть не упал. Раненая нога отказывалась слушаться. — Что-то никак…
— Да я вижу.
Сильные руки подхватили альт Грегора за подмышки. Мгновение, и он оказался на ногах.
— У меня здесь неподалеку карета, — устало проговорил капитан Жозу альт Иниго. — Мы с праном Вито готовы взять вас с собой.
— Почту за честь ехать водной карете с великим Лансом альт Грегором и несравненной Итой, — изящно поклонился лейтенант галеры-бастарды «Сильная».
— Благодарю, — попытался улыбнуться менестрель. Последний раз они виделись с офицерами в порту Эр-Кабечи, а перед этим именно лейтенант Вито обеспечил его приличной одеждой.
— Я тоже благодарна, почтенные праны, — отвечала танцовщица. — Но, если позволите, я хотела бы вначале поговорить с праном Лансом наедине.
— Я предлагаю вам вначале сесть в карету, — прижал ладонь к сердцу капитан. — После мы с лейтенантом немного погуляем, а вы побеседуете в тепле и уюте.
Что ни говори, а иной раз с трагерцами не мог соперничать в галантности ни один народ северного материка. Даже хмурая Ита не устояла и, сердечно поблагодарив, согласилась на предложение. Всю дорогу до кареты — не меньше двух сотен шагов — Ланс решительно выбрасывал костыли, размышляя, что же за на этот уготовила его бывшая подруга? От неё приходилось ждать, как любого подвоха, так и искренней помощи.
[1] Фелонь — верхнее богослужебное облачение священника без рукавов, согласно древним традициям — исключительно белого цвета.
[2] Епитрахиль — принадлежность богослужебного облачения священника — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь.
[3] Стихарь — богослужебное облачение церковнослужителей — прямое, длинное, с широкими рукавами.
Глава 5
Ч. 2
В карете, некогда богато отделанной, но уже изрядно попользованной, царил полумрак, пахло кожаной обивкой и какими-то специями — кажется, имбирём. Ита приоткрыла одну из ставень на дверце. Так, самую малость, чтобы дать немного света, но не впустить морозный ветер. Ланс уселся напротив неё, пристроил ядом костыли, отряхнул налипшие на волосах снежинки.
— И чем ты хочешь меня порадовать?
— Ты уверен, что порадовать?
— Ни малейшего сомнения. Ты меня всегда радуешь. Особенно подмётными письмами. До сих
