Дело о запертых кошмарах - Ольга Васильченко
— Ты права, — закивал я. — Так что пока никому ни слова. В вас, я не сомневаюсь, но у Рекара везде свои люди. Хотя, зацепки могут быть здесь.
Я потянулся за третьей колбой, но Марек хлопнул меня по руке. Припой с табачным пеплом выскользнул из моих пальцев и непременно разбился бы вдребезги, если бы его не подхватила Люсинда.
— Совсем спятил уликами разбрасываться, — фыркнула она, вернув колбу обратно в крепление.
— Простите, — потупился капрал. — Но пану чародею сегодня нельзя, он и так все силы потерял.
— Уволю тебя когда-нибудь, — сухо процедил я, но спорить не стал.
День и так был слишком длинным и насыщенным. Если немного не отдохнуть, то не выполню завтра и половины задуманного, а времени в обрез.
— Давайте, домой вас отвезу, — предложил Марек.
— Думала, ты меня отвезешь, — проворчала Люсинда. — Но раз такое дело, не буду разрушать вашу идиллию.
Она поставила пирамидку на полку и двинулась к двери.
— Никому…
— Ни слова, помню, — откликнулась она. — Спокойной ночи! — и вышла, притворив за собой дверь.
Я тоже поднялся, подцепил третью колбу и сунул в карманный футляр. Ноги заплетались, и капралу пришлось поддерживать меня и помогать спускаться по лестнице в конюшню.
Лошади недовольно заржали. Они уже не собирались никого никуда везти, а рассчитывали спокойно жевать сено и спать.
Город спал, и мы катили медленно, чтобы не будить честных людей громовым стуком колес.
— Пшкевич оказался так подл, что воспользовался нападениями и избавился от Кузьмы. Не знаю уж, чем он ему не угодил. А может, не он, а батенька его, досточтимый городской голова… но это еще отвратительнее.
— А может, он и остальных убил, — заметил Марек с козел. — А про Кузьму узнал и решил тоже за своё преступление выдать, чтобы больше боялись.
— Может и так, — качнул я головой. — Разберёмся.
Больше мы не говорили. Я так устал, что не мог нормально соображать. Бесконтрольные мысли толкались, путались и мешали друг другу, поэтому я погнал их прочь, сосредоточившись на одной — о мягкой кровати.
Когда мы приехали, капрал довёл меня до дверей.
Я только ухмыльнулся. Всё по-честному. С утра я его таскал по всему Зодчеку, а теперь он меня.
— Благодарю, Марек! Отдохни как следует. Завтра нас ждёт тяжелый день.
— И вам всего хорошего, — пожелал он, сдав меня с рук на руки Проньке.
Домовой привычно ворчал, но всё же помог мне раздеться и забраться в кровать.
Прежде чем отключиться, я приказал:
— Завтра утром отправь Алане де Керси её рисунок. Лежит у меня в столе. И коробку с янскими кистями. Мне они все равно без надобности, каллиграф из меня паршивый, а ей пригодятся
— Чего завтра ждать? — фыркнул Пронька. — Прямо сейчас побегу. Может, еще чего пожелаете? Мостовую до Пёсьего моста подмести, али все фонарные столбы с мылом помыть?
Из рассказа Аланы де Керси,
младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»
Если и существует в сутках наиболее паршивое время, когда даже самый сдержанный человек готов крыть вас на чем свет стоит, то это — раннее утро. Первые лучи бледного осеннего солнца, проникнув сквозь витрину, щекотали мои ресницы, заставляя хмуро щуриться и тереть глаза. К тому же под утро я изрядно продрогла — не спас даже плед, любезно пожертвованный Врочеком. После ночевки на диване зверски ломило все тело и немилосердно ныла затекшая шея. В голове тенькало. Стоит ли говорить, что я не выспалась и пробудилась, кажется, ещё более уставшей, чем была. Те несколько часов до рассвета, что остались после встречи с чудо-мебелью, меня не спасли, кошмары, правда, больше не снились. Посему, когда в дверь ещё запертой лавки настойчиво затарабанили и я, кряхтя, словно столетняя старуха, приковыляла открывать, раннему посетителю предстало то еще зрелище. Посыльный в ливрее Мнишеков с легким презрением уставился на мою помятую физиономию, торчавшую из одеяльного кокона и увенчанную вздыбленными кудряшками.
— Панна де Керси? — недоверчиво осведомился он, отказываясь верить, что его отправили к такому чучелу.
— Ну я-а-ах, — не успела я подавить зевок.
— Панна Адель Мнишек шлёт вам поклон, платье и напоминает, что вы обязались быть на сегодняшнем балу в её честь.
Тут только я заметила в руках у посыльного объемистую коробку, перевязанную золоченным шнуром.
Тьфу ты, куць меня побери, вот дался Дельке этот бал! Хотя предусмотрительность подруги порадовала, изрядно облегчив мне жизнь — проблема платья отпала сама собой.
— А за каким лешим пан приперся сюда? — паршивое утро и разбитое состояние не способствовали раннему пробуждению вежливости. — Панна Адель, что, адреса моего не помнит?
Оказалось, что этот расторопный малый уже успел побывать на улице Фонарщиков у моей домохозяйки, и пани Флося, отправила его сюда, отчего-то предположив, что я заночевала на работе.
Холодный уличный воздух уже успел забраться под плед и меня потряхивало. Срочно требовалась чашка крепкой сладкой кавы, и, возможно, после этого священнодействия я возрожусь более-менее оживленной, как феникс из пепла. И на кой мне в лавке это платье сейчас? Вот насущный вопрос… Уличный холод понемногу пробуждал мозги к действительности и, подавив очередной зевок, я вяло изрекла:
— Эмм, уважаемый, а если я дам вам два раста, вы отнесете это снова на улицу Фонарщиков к пани Бржеговской. Скажите ей, что я все получила и велела занести коробку домой.
— За пять растов, для прекрасной, щедрой панны, я даже в комнату занесу.
Я хмуро взглянула на обнаглевшего посыльного. Вот же крохобор куцев!
— М-м… за пять я перестану быть прекрасной, а тем более щедрой, и сама его отнесу, — мрачно хмыкнула ваша покорная слуга, — два раста, и я не говорю панне Мнишек, что её слуга пытался неправедно обобрать её лучшую подругу.
Посыльный скривился, как от кислого. О да, Редзян Мнишек с прислугой строг, а Делька непременно ему перескажет. Поэтому наказание не заставит себя ждать.
— Ладно, давайте ваши два раста, панна, — буркнул он.
Я зашарила по карманам юбки, и плед сполз по плечам, явив миру сбившуюся
