Одинаковые. Том 2. Гимназисты - Сергей Насоновский
Действовать стали быстро. Вдвоём с Лёхой за ноги поволокли Хмурого к его же возку. А в это время Лёха, оставив свой пост, двинул в нашу сторону. Когда он подоспел, мы уже заталкивали Хмурого в возок, прикрывая двери, а Лёха стаскивал с облучка бессознательного возничего. Быстро заскочив на козлы, мы с Никитой поспешили удалиться с места будущего преступления.
Скрыться с места удалось достаточно легко. Во-первых, уже темнота накрывала Северную Пальмиру, а во-вторых, тот факт, что Хмурый выбрал укромное место, которое не видно ни со стороны дома Гольдмана, ни с других мест, нам очень помог в деле. Одно слово — конспиратор. Это, собственно, и позволило провернуть короткую, но эффективную схватку незаметно для подельников бандита.
— Ну все, братуха, — сказал я, с радостью хлопнув Никиту по правому плечу от всей души. Никита аж немножко прогнулся, улыбнулся и засветил мне леща в ответ. Лёха расхохотался.
Эх! Накрывает же иногда меня приступы шизофрении, — сказал я вслух, — которые приводят к тому, что начинаю общаться сам с собой, в трех телах одновременно.
— Ну да ладно, — продолжил я. — Жизнь продолжается.
Мы закончили с Хмурым еще вчера. Сегодня же ездили забирать его основную ухоронку, что хранилась за городом в старом заброшенном доме, в пяти верстах от города. Все прошло гладко к нашему удовольствию. В итоге, было собрано много ценностей: украшений, монет, серебряной посуды, портсигаров и всякой подобной блестящей дребедени.
В ухоронке Хмурого было аж целых пять саквояжей с вышеперечисленным добром, а также большая сумма наличных денег, причем разных номиналов. Всего набралось 11 300 рублей и 6 200 фунтов стерлингов. Деньги и сокровища, что были экспроприированы у бандита, мы сложили в нашем подземелье, где покоятся основные капиталы трех братьев в виде китайского фарфора XVII века.
Сидя за столом в кругу близких нам людей, я размышлял о будущем. Время идёт, а мы с братьями до сих пор не оказали никакого существенного влияния на историю нашей Родины. Да, безусловно, мы ещё совсем малы и, возможно, не готовы для каких-то глобальных действий. Но план, что созрел в моей голове ещё год назад, всё-таки я намерен начать воплощать в жизнь уже прямо сейчас, поэтому путь наш лежит на Кавказ…
Глава 17
Похоже, начинается новая история и новая веха нашей жизни. Вот мы наконец-то приняли решение, достаточно важное для нас, а может, и не только для нас, что возможно существенно повлияет на ход истории в нашем богоспасаемом Отечестве, а то и во всем мире. Громко конечно, но что уж поделать, черт его знает сколько бабочек придётся передавить в этом новом и уже родном для нас мире.
Наш путь лежит на Кавказ, в маленький грузинский городок Гори, где в бедной семье сапожника живёт Иосиф Виссарионович Джугашвили. Буквально через два года, в 1894 году, Сосо должен поступить в Тифлисскую духовную семинарию и переехать туда из Гори. Как мне известно, именно там он освоит русский язык и увлечётся литературой. Поэтому, конечно, сейчас в переговорах с ним и его матерью могут возникнуть определённые сложности, в виде языковых барьеров. Тем не менее, нам придется их решить.
Первым делом надо определить, как мы будем добираться до этого маленького грузинского городка. А также решить, как быть с незнанием языка. Предполагаю, что, добравшись до Тифлиса, сможем найти толкового толмача, который сопроводит нас в Гори и поможет провести знакомство с семейством будущего генералиссимуса.
Прикинув все за и против, и поняв, что самостоятельно проработать хороший маршрут навряд ли получится, решил упростить себе задачу, как это делаю обычно, и позвав Кузьмича, забрав братьев, мы направились в город к нашему доброму знакомому Томских. Наверняка Стряпчий обладает достаточной компетентностью, чтобы помочь нам в этом деле. Заодно прихватили с собой очередной ящик с китайским фарфором XVII века.
Муж нашей кормилицы, которого мы с легкой руки сделали извозчиком, приобрели для него транспортное средство, достаточно быстро домчал нас до Выборгской улицы, где в доходном доме была наша съемная квартира, а также жилье стряпчего Томских Андрея Михайловича. Поднявшись к нему на этаж, я постучал в дверь:
— Андрей Михайлович, добрый день.
— Ох, добрый, добрый день, Никит, привет, Илья, Алексей, многоуважаемый владелец фабрик, заводов, пароходов, господин Кулагин! — встретил нас стряпчий с лучезарной улыбкой на лице.
— Да что вы говорите, Андрей Михайлович! — засмущался Кузьмич, который в это время держал достаточно увесистый ящик с фарфоровыми изделиями в руках.
— Проходите, проходите, дорогие, — сказал Андрей Михайлович, проводя нас в зал. В комнате уже находилась его супруга, но дочерей в этот раз я не видел.
— А где же ваши дочки? — спросил Кузьмич стряпчего.
— Так это они в гости уехали к своим подружкам на выходные, — поведал ему тот.
— Вот беспокоимся, думаем, уж не надо ли забирать раньше времени.
— Ну что вы, — сказал Никита, — пусть привыкают к самостоятельности. Это очень полезно.
— Да уж, — крякнул стряпчий. Вы-то, я гляжу, еще те самостоятельные.
— Есть такое, — ответил я Андрею Михайловичу, улыбнувшись и наклонив голову на бок. Кузьмич, увидев мой жест, автоматически потер свои шикарные усы и прокряхтел.
— Мы к Вам не с пустыми руками, приехали по совершенно другому делу, но вот решили захватить очередной ящик с фарфором, кстати, как с прошлым дела обстоят?
— Знаешь, Илья, с прошлой партией вроде бы все в порядке. Мой знакомый забрал её на реализацию, и надеюсь, никаких проблем не будет. То, что ты принёс сейчас, дополнительный комплект, это прекрасно. Буквально на этой неделе я заскочу к нему и узнаю, как обстоят дела с теми 25-ю экземплярами. Он что-то там хотел узнать по поводу аукциона, на котором было бы намного эффективнее провести реализацию настолько редких изделий. Но у меня есть сомнения, конечно же, по поводу того, что мы сможем прогнать через аукцион очень большой объём таких редкостей. Здесь нужно будет хорошо подумать.
— Понял вас, Андрей Михайлович, — сказал я ему в ответ.
Спешить определённо не стоит. Возможно, не нужно пока показывать вашему другу вторую партию. Пусть лучше она хранится у вас какое-то время, повторяюсь острой необходимости