Никто, кроме тебя - Алиса Селезнёва
Фильм мы смотрели молча и сидели друг от друга на пионерском расстоянии. Как чужие. Я даже руку на его подлокотник положить боялась и только иногда бросала тревожные взгляды, вжавшись в спинку кресла.
Роман не посмотрел на меня ни разу. Казалось, он был полностью поглощён кино, в котором рассказывалось о похитителе картин, ставшем в итоге агентом ФБР, но, когда мы вышли из зала, не смог назвать ни одного момента, более или менее ему понравившегося.
– Что это был за человек?
– Константин Симонов.
– Тот, что написал стихотворение «Жди меня, и я вернусь»? – пошутила я, но Роман на мои слова никак не отреагировал.
– Друг детства и юности. Его родители жили на одной площадке с моей матерью.
– А теперь?
– А теперь у него своя фирма и двухэтажный дом за городом.
Пристегнув ремень безопасности, я почесала нос и выглянула в окно. На улице было темно и холодно. Снег почти полностью растаял, но тропинки, не покрытые асфальтом, всё ещё кишели грязью.
Облизав пересохшие губы, я посмотрела на затылок Романа и расстегнула верхнюю пуговицу пальто. Внезапно вспыхнувшая в сознании мысль пронзила меня как молния. А ведь я почти ничего не знаю о нём. Да, врач. Да работает в «пятой». Да, вдовец. Родился в ноябре. Тридцать девять лет. Из родителей только мать, и жизнью монаха до встречи со мной не жил. И… А вот на этом пожалуй всё. Есть ли у него друзья? Кто они? И что за сестрёнка из Москвы? Я так долго пытала его насчёт прошлых женщин, но даже не потрудилась спросить о более важных и простых вещах.
– И что сказал этот Константин Симонов?
– То, что мы оба с тобой и так знаем. Ты пониже ростом и помладше раза в два*.
Продолжать начатый разговор дальше я не стала. Роман выглядел сердитым, и мне меньше всего хотелось попасть ему под горячую руку.
– Тебе есть чем заняться? – спросил он, как только мы оказались дома.
Я недоумённо хлопнула ресницами.
– Уроки, контрольные твоих лодырей-однокашников, обед на завтра?
– Ну, в этом смысле мне всегда есть чем заняться.
– Ну, и хорошо. – Роман скинул куртку и, повесив её на крючок, прошёл в ванную и тщательно вымыл руки. Так, словно готовился к операции либо хотел смыть с себя что-то въевшееся и неприятное – Мне надо сегодня поработать.
– Поработать? – Я взглянула на часы. Большая стрелка указывала на число «одиннадцать», и от этого мне стало страшно. Вдруг он сейчас сорвётся и уедет в свою больницу.
– Хочу закончить одну статью. Высшая категория сама себя не подтвердит.
Я кивнула и, отдав ему ноутбук, ушла к себе, но спустя час вернулась обратно. Ни одной строчки за это время в его статье не прибавилось. Роман сидел на диване и тёр переносицу. Глаза его были закрыты, а кожа между бровями по цвету могла переплюнуть даже самый яркий гранат. Опустившись рядом, я убрала ноутбук и обняла его за плечи.
– Ты думала о том, что будет через пять или десять лет?
Его вопрос прозвучал глухо. Я сглотнула и помотала головой.
– Нет. Но, надеюсь, что к тридцати у меня будет работа в какой-нибудь приличной фирме и зарплата тысяч так в двести.
Он улыбнулся. Чисто технически. Губами. Глаза же оставил серьёзными.
– А с нами? У меня появятся седые волосы, а морщин станет ещё больше, чем сейчас. Через пять-десять лет мы будем выглядеть, как отец с дочерью.
– Я уже говорила: мне это неважно.
– А что скажет твоя мать?
– Моя мать скажет очень много, но у неё сложный характер. Она в любом случае найдёт к чему придраться.
– А твои подруги? Я сегодня впервые заметил, как на нас смотрят. Особенно на тебя. С жалостью и осуждением. Поэтому, может, пока мы не очень сильно друг к другу привязались…
Приложив палец к его губам, я не позволила ему закончить.
– Не знаю, как ты, а я уже очень сильно к тебе привязалась. А ещё мне не привыкать слушать сплетни. Обо мне много болтали и будут болтать. Как меня только не называли: и волком в овечьей шкуре, и лгуньей, и человеком, который гнобит всех без разбора… Ты знаешь, что меня выгнали из общежития за аморальное поведение? Я именно поэтому к Николаю Андреевичу и пришла. Он тебе не рассказывал?
– Тебя за аморальное поведение? – На этот раз Роман улыбнулся и глазами тоже.
– Не веришь? А вот все остальные поверили и перестали со мной общаться. Одна только Вера и осталась. – Вспоминать прошлое было по-прежнему больно, но сейчас я, по крайней мере, могла рассказывать о нём без слёз. – Какой-то парень разбил окно и, прокричав моё имя на всю улицу, почти влез в общежитие. Это моя соседка по комнате постаралась. Я на неё коменданту нажаловалась, вот она и отомстила.
– Понятно. – Роман приблизил меня к себе и зарылся носом в волосы.
– Но, знаешь, я уже не жалею. Наверное, так надо было, чтобы я нашла тебя. Нашла Николая Андреевича. Если бы мне тогда не было так плохо, сейчас бы не было так хорошо. Всё взаимосвязано.
– Я не за себя переживаю. Мне не девятнадцать. Я многое повидал и просто не хочу, чтобы потом, став старше, ты пожалела.
Вывернувшись из объятий, я положила ему руки на плечи.
– За этим тоже можно наблюдать с разных точек зрения. – И, многозначительно посмотрев на потолок, я придала своему голосу важность Андрея Борисовича Карандышева. – Мне вот уже девятнадцать, а тебе всего тридцать девять.
Громко рассмеявшись, он посадил меня к себе на колени. Этой ночью мы снова уснули в обнимку.
________________________________
* строчка из песни Виктора Королёва «За твою красивую улыбку»
Глава 21
Мне не девятнадцать. Мне гораздо меньше. На год, на два, а может, и на все три. У меня густые, светлые волосы, которые вьются до самой поясницы. Я стою у стены. Рядом за столом сидит Николай Андреевич. Он выглядит бодрее и здоровее, нежели при нашей последней встрече и просит меня подойти к окну. Я не хочу, но подчиняюсь. Я
