Фиктивный брак с чудовищем - Алина Савельева
Не знаю, что я хотела разглядеть в этих исказившихся глубокими переживаниями чертах, но мне вдруг стало по-настоящему страшно. Словно моя женская интуиция била в барабаны, предостерегая от этого шага. Я совсем не доверяю этой вертихвостке, но я доверяю Марку. И только поэтому я здесь.
В Истомине я больше не сомневалась. Его сумасшедшую тягу ко мне, наверное, было бы видно даже из космоса. Даже для опытного актера сложно было бы сыграть такие сильные эмоции, такие безумные взгляды. А уж для толстокожего и мало эмоционального Чудовища и вовсе задача не по силам. Нет, в его чувствах я не сомневалась. Задолго до того, как он мне в них признался, догадывалась. По тому, с какой нежностью заботится обо мне, по тому, как стал прислушиваться к моим словам — что для Истомина вообще за гранью фантастики. По тому, с какой страстью занимался со мной любовью и как ласково потом льнул ко мне словно кот. Двухметровый.
Я согласилась пожить с Алей, только потому что доверяю Марку. Он бы не стал настаивать на ее кандидатуре, если бы не был в ней уверен. Ведь так? Или… Или Антонина права и мужики часто недооценивают коварство женщин и предел их жестокости.
От нарастающей паники я совершенно запуталась в своих подозрениях. Снова замаячили мысли о том, что меня впутали в какую-то опасную игру с этим фиктивным браком.
— Не могу я тебя одну оставить. Ладно… не поеду никуда, — печально обронила Аля, зашмыгав носом.
Однако уходить из мини-гостиной не стала, присаживаясь рядом со мной на двухместный диванчик и открывая галерею фотографий на своем смартфоне.
— Хочешь покажу малышей? — поникшим голосом спросила Аля, продолжая шмыгать носом.
Она выглядела очень расстроенной и совсем неагрессивной. Даже не злилась на меня за то, что сорвала ее планы, за то, что из-за меня у нее вся работа пошла коту под хвост.
— Это Ванечка. Четвертая группа здоровья. Таких никогда не усыновляют, он обречен, — листая фотки, Аля рассказывала мне о малышах на них.
Удивить меня такими детками было бы сложно. Я много их видела и вживую. Но то, что меня действительно поразило — эти фотки Аля не скачала на каком-либо сайте с базой детей-сирот. Все фотографии были сделаны ей лично. На ее смартфон. И это действительно меняло все мое отношение к этой, казалось бы, легкомысленной и алчной особе, которой она была для меня до этой минуты.
— Имени этого не помню. Нерусское. А это Юля. Ей два месяца. Совсем малышка. У нее вторая группа здоровья. Вроде ничего, да? Я ведь такую потяну? Как думаешь? — все больше раскрывалась для меня Аля с той стороны, которую я бы ни за что не разглядела сама.
— Ты хочешь удочерить эту девочку? — не смогла я скрыть изумления.
От такой информации я почувствовала себя противной ревнивой дрянью, которая все свое мнение о человеке составила только на основе сплетен экономки и собственных ни на чем не основанных подозрениях. Человек, способный усыновить чужого ребенка, просто не может быть плохим!
— Я бы всех их усыновила и удочерила, — кусая губы, чтобы не расплакаться, сказала Аля. — Но я ведь одна, а эти дети… они ведь требуют гораздо больше любви и внимания, чем здоровые. А Юля… я когда ее увидела, то поняла, что она моя девочка, понимаешь? Я уже так по ней скучаю!
Аля шмыгала носом все сильнее, по щеке покатилась слеза. Мое сердце уже не выдерживало, сжимаясь от жалости. Господи, когда я успела стать такой черствой? Это что, передается половым путем?
Все, что говорила и показывала Аля, было очень похоже на правду. Будь это какой-то уловкой, она бы просто скачала фотки детей с сайтов. И вряд ли бы знала всю подноготную бюрократической волокиты с бумагами.
— Я съезжу с тобой, Аль, — поторопилась я успокоить девушку, пока ее слезы не превратились в рыдания.
— Правда? — загорелись глаза Али.
Опять этот блеск показался мне безумным, как у душевнобольных. Но я поспешила отмахнуться от идиотских мыслей. Мерещится непонятно что на фоне этих угроз в письмах и суете, в которой Марк меня прятал в этой клетке-студии.
Мы поехали на машине каршеринга, более проходимой, чем низкий седан Али. Почти всю дорогу Аля не замолкала, рассказывая, как она заберет Юлю из дома малютки и как они с ней заживут. Лишь под конец пути она замолчала, легкая блуждающая улыбка исчезла. Дважды я пыталась вернуть непринужденность нашей беседе, которой так не хватало эти дни, но тщетно. Аля будто закрылась от меня, вернув ту, что два дня сверлила меня презрительным взглядом, думая, что я не вижу.
Мысль о том, что Аля страдает какой-то душевной болезнью, осенила меня слишком поздно. Что, конечно, неудивительно. Ведь даже самых страшных маньяков-убийц никто из окружения не подозревал до момента ареста.
— Дом малютки не может находиться здесь, — тихо произнесла я, когда Аля остановилась у ворот какого-то тепличного хозяйства. — И ворота закрыты.
Закрытые покосившиеся ворота и выгоревшая на солнце вывеска говорили о том, что в данный момент это предприятие выставлено на продажу.
— А нам туда и не нужно. Выходи, Ма-ру-ся, приехали, — впервые за два дня Аля произнесла мое имя так, как называет меня только Марк.
Только нараспев и с приторно-фальшивой сладостью, будто издеваясь именно над Истоминым.
— Выходи! — рявкнула Аля, взбешенная тем, что я застыла истуканом от страха.
И непонимания всего происходящего. Как легко она провела меня, зацепив за самое уязвимое. Как Марк мог просмотреть в своем окружении человека с психическими отклонениями. За что она так ненавидит меня?
— Что я тебе сделала? — в хаосе мыслей пришла мне лишь одна идея, как оттянуть время, чтобы придумать выход.
Моя рука уже лежала на дверной ручке, и я была готова выскочить и бежать. Вот только далеко ли я убегу? Слева огромное водохранилище, сзади дорога, впереди и справа забор хозяйства.
За забор! Она не сможет проехать, а у меня будет шанс скрыться среди многочисленных теплиц и построек.
— Ты? Да что ты можешь сделать, блаженная? — расхохоталась Аля, подтверждая все диагнозы, которые я ей успела поставить. И правда шизофреничка. — Вышла замуж за Чудовище! За убийцу! Из-за него я лишилась всего, что у меня
