Фиктивный брак с чудовищем - Алина Савельева
Маруся не отвечала. Я озверел, убеждая себя, что паникую. Никто не знает, где Маруся, никто, а Антонина слишком проверенный человек, чтобы подозревать ее в болтливости. За работу с «вип-гостями» она получала еще и от меня премию в два оклада, плюс она дорожит этим местом, но главное: она выполняла такие поручения уже не один раз. Зная, кто может оказаться жильцом, она не стала бы трепать языком. Просто не стала.
Маруся не отвечала. Телефон Али был выключен.
Я одевался, пока мой телефон надрывался гудками по громкой связи на автодозвоне. Когда я застегивал штаны, гудки прекратились, и механический голос известил, что абонент находится вне сети.
Я себя накручивал, но летел на предельной скорости по ночному городу. Я ничего не видел перед собой, кроме дороги. Если бы я сейчас кого-нибудь сбил…
Ха-ха-ха-ха-ха!..
Я заготовил логичное объяснение: я приехал за своей женой. Имею право. Вбегая в подъезд, я бросил взгляд на машину Алевтины — на месте.
Но квартира была пуста. Ни души.
Глава 31. Марк
Это случилось восемь лет назад и до сих пор стояло у меня перед глазами. Я бы хотел избавиться от того, что въелось мне в подкорку, и был готов дорого заплатить — но не было даже шанса.
Китай меня ошеломил — слишком много всего даже для меня, столичного жителя. Много людей, машин, непривычных звуков, суеты, какого-то странного, необъяснимого порядка. Я не мог спать без снотворного и сначала предполагал, что это из-за джетлага, но оказалось, что виной всему все-таки не смена часовых поясов, а обстановка.
Меня утомляли партнеры с их невероятными обычаями говорить все через жопу, а делать тем более, выносили иероглифы, английский, на котором китайцы изъяснялись так, что один черт ничего не поймешь… Выбешивала еда, которая выглядит непонятно, а что там внутри, лучше не узнавать. Не работала ни одна социальная сеть, ни один мессенджер, даже «Гугл», мать его, не работал! И я с тоской смотрел на неопределенное нечто, называющееся тоже хуй знает как, и не мог даже удостовериться, что мне не подали половые органы крокодила в собственном соку. Я не мог нормально поговорить по работе, посмотреть фильм, в общем, я выл.
А Сашка кайфовал. Это была его идея — бизнес с Китаем, он неплохо читал по-китайски, пытался говорить — так себе, китайцы понимали его через раз, не факт что правильно, он их вообще не понимал из-за этих тонов. Но все, что он видел, слышал и пробовал, вызывало у него едва ли не визг.
Экскурсии тоже были его идеей. Он даже оформил временные права, без которых в Китае нельзя водить машину, и катал одуревшего меня по окрестностям. Я хуел еще больше и считал дни до обратного рейса.
С нами иногда ездил гид, мальчишка-студент четвертого курса российского института. Я к Сашкиной езде относился с опаской и иногда просил нашего гида его сменить — когда уставал бояться за собственную жизнь.
Мы ездили смотреть какую-то древнюю пагоду, черт бы ее побрал, в жопе мира, стемнело, прошел сильный дождь, который мы, впрочем, переждали в кафешке. Гид рассказывал увлекательно, он вообще, можно сказать, не затыкался, молчал он только когда вел машину, потому что водитель из него был так себе, но аккуратный хотя бы, пусть и начинающий. Сашка, прошлепав по лужам довольный, как пацан, плюхнулся за руль, подождал, пока мы все усядемся — гид, который тараторил без умолку, и я, мечтавший уже или вернуться в Россию, или сдохнуть.
Удар был какой-то вялый, я вздрогнул, думая, что Сашка в темноте наехал на столб, но по выражению лица нашего гида я догадался, что все серьезней…
Гид выскочил из машины и не возвращался. Я, отстегнув ремень, вышел тоже, за мной Сашка, и я не знал, что ему сказать. Может, мужик еще отлежится? Потерял сознание и все?
Но даже при свете габариток были видны открытые остекленевшие глаза и немного крови, оставшейся на заградительном столбике.
— Это холосо, холосо, сто он умел сласу, — забормотал гид, опускаясь перед мужчиной на колени прямо в воду. — Это осень хоросо.
— Что в этом хорошего, идиот? — прохрипел я.
— Он умел сласу, васно не уесать отсюда и высвать полисию, — гид поднялся, посмотрел на меня, на Сашку. — Это всего тли года тюльмы. И компенсасия его лодственникам. Я высову полисию.
Сука! Я был готов заорать от бессилия, а Сашка стоял бледный как смерть. Все равно, даже если бы мы хотели уехать… Нас наверняка уже видели из кафе.
Три года.
Гид нахмурился, тоже посмотрел на светящиеся окна кафе, а потом заговорил очень серьезно:
— Я скасу, сто я был са лулем. Я скасу, сто был я. У меня долг солок тысяс долларов. Са усебу. Вы саплатите эти солок тысяс моей семье.
Был ли у меня шанс сказать, что он несет чушь? Наверное, нет. У парня глаза горели. Будь я на его месте, практически нищий, с огромным долгом, а ведь уже ничего не исправить, совсем ничего?..
— У него зарплата всего четыреста баксов была, — сказал мне Сашка, когда мы вернулись в отель — почти под утро. — Ты все равно должен был меня остановить.
Должен, но я этого не сделал. Это была случайность. Нелепость. Стечение обстоятельств. Сашка не лихачил, он был трезв. А в полиции нам сказали, что китайцы нередко кидаются под машины с иностранцами… «Камер мало», — на прекрасном английском сказал мне полицейский, и я от этого, кажется, еще сильнее поседел…
Каждый зарабатывает как может. Этому не повезло.
Я заплатил сорок тысяч открыто, без утайки, заявив, что мальчишка будет в тюрьме и вешать кредит на его семью бесчеловечно. Какие-то китайцы, кажется, меня даже сфоткали, но в целом им на меня было плевать. И еще я под соусом «помощи матери» перевел десять тысяч, «потому что мужа у нее нет, а прочие дети еще маленькие, и вообще, это мы виноваты, это нас он повез». Мне поверили, не потому что китайцам было известно, кто я такой, просто…
Я был убедителен. А еще я был благодарен соотечественникам за то, что они на весь мир прославили «щедрость», то есть расточительность, «новых
