В чужом клане - Валерия Веденеева
И поделать с этим я тоже ничего не мог. Для нее читать людей было так же просто, как дышать, а мне нужна была ее помощь, чтобы хоть чему-то научиться.
Я только надеялся, что все, что она поняла обо мне, останется в ее памяти, а не будет продано тем, кто собирает сведения об аль-Ифрит так же, как они сами собирают об иных кланах.
Когда я вышел на улицу, ее уже заполнял празднично разодетый люд, причем основная толпа шла, как мне показалось, с одного определенного направления, как будто там только что закончилось важное событие. Мне стало любопытно, я пошел против течения толпы и действительно вскоре увидел место, откуда все эти люди явились. Высокое светлое здание со странной выпуклой крышей и с белыми колоннами у входа. По лестнице спускалось всего несколько человек — основной поток уже иссяк.
Я поднялся по ступеням и приблизился к широко распахнутым высоким дверям, у правой створки которых стоял молодой мужчина в длинной белой мантии, доходящей ему до середины голеней и подпоясанной широкой полосой черной материи, в белых штанах и тонких кожаных сандалиях на босу ногу. Странная одежда — за все время в городе я не видел ни одного человека в подобном одеянии, да и сандалии тоже никто не носил — местные предпочитали легкие туфли на низкой подошве.
У человека обнаружилась еще одна странность — в руке он держал трость, и по тому, как на нее опирался, было понятно, что она не для декорации. В этот момент, разглядывая его, я вдруг осознал, что ни в замке, ни в городе ни разу не видел увечных людей. Только среди «живчиков» в моей казарме, насколько помню, имелась пара хромых.
Перед мужчиной остановилась только что вышедшая из здания статная женщина лет сорока-пяти на вид, с сединой в темно-русых волосах и со следами былой красоты на лице. Глаза у нее были ярко-синие, что выделяло ее среди городских жителей, обычно кареглазых или черноглазых.
— Молитесь, госпожа Шанна, — сказал ей мужчина, явно продолжая недавно прерванный разговор. — Молитесь, и Пресветлая Хейма будет к вам милостива.
— И вернет моего ребенка домой? — женщина грустно вздохнула.
— Пути богини неисповедимы, мы можем лишь просить, ждать и надеяться.
Мужчина сделал в воздухе жест рукой, будто вычерчивая какую-то руну, потом на мгновение коснулся тремя пальцами середины лба женщины. Та сжала руки в замок у груди, склонила голову, после чего повернулась к лестнице. Скользнула по мне мимолетным печальным взглядом, на мгновение задержалась, в глазах мелькнуло удивление — город был не так уж велик, вероятно появление нового лица показалось ей неожиданным, — и пошла дальше.
Что ж, судя по услышанному разговору и поведению этих людей, я оказался перед храмом богини, а человек в белом был ее жрецом. Правда, непонятно, почему в белом. Те жрецы, что дежурили у ворот корневого замка аль-Ифрит, всегда носили темно-синие мантии.
Жрец, между тем, шагнул внутрь храма, огляделся, определяя, не осталось ли внутри еще прихожан. Та женщина явно была последней, поскольку он вернулся к дверям и потянул за правую створку, закрывая. Створка была высокой и тяжелой, с внешней стороны дерево покрывали металлические пластины, а действовать жрецу, из-за необходимости опираться о трость, приходилось только одной рукой, так что дело шло на редкость медленно.
— Помочь? — предложил я, подходя ближе.
Жрец остановился и недоуменно на меня уставился.
— Служба уже окончена, — сказал извиняющимся тоном.
— Да, я опоздал, — согласился я, хотя до этого понятия не имел, что она вообще проводилась.
Жрец на мгновение задумался, потом сделал приглашающий жест рукой.
— Входите, господин, помолиться Пресветлой Хейме никогда не поздно.
Войти в храм? Я этого вовсе не планировал и поднялся сюда лишь из любопытства. Правда сейчас, после прозвучавшего предложения, это самое любопытство потянуло меня внутрь.
Все окружающие люди, и особенно Амана, так часто упоминали богиню, что у меня давно мелькали мысли узнать о ней побольше. Только вот, поскольку приоритетом для меня было выживание, что в первую очередь означало умение справляться с демонами и монстрами, вопрос религии я отложил на потом. Может быть, это «потом» как раз и наступило?
— А я не отвлеку вас от дел? — спросил я, поскольку у жреца явно были свои планы. Но тот лишь покачал головой.
— Сейчас праздничная неделя, — голос его, однако, прозвучал отнюдь не празднично. Вероятно, причина заключалась в его увечье, не позволявшем присоединиться к веселью.
Войдя внутрь, я помог жрецу прикрыть двери и огляделся.
В помещении было светло благодаря многочисленным стрельчатым окнам, но из-за столь же многочисленных колонн много где по полу стелились тени. Стены были украшены фресками, изображавшими разнообразные сцены и пейзажи, а вокруг фресок вязью вились руны, очевидно в старинном написании, поскольку от привычных мне они отличались слишком большим количеством завитушек и хвостиков.
Жрец провел меня дальше вглубь просторного зала к статуе, отлитой из серебристого металла. Высокая статная женщина в кольчуге и шлеме, с копьем в руке, вглядывалась куда-то вдаль, будто ожидала нападения и была готова в любой момент его отразить.
— Хейма-Победительница, — с ноткой благоговейной гордости проговорил жрец, соединяя руки в том жесте, который я уже видел у женщины, стоявшей на пороге. Я повторил движение жреца и так же, как и он, склонил голову. После этого мы оба стояли в молчании — я только с некоторым запозданием понял, что мне, очевидно, полагалось в это время молиться, но я понятия не имел как это делается и нужно ли оно вообще, поэтому просто размышлял о своих дальнейших планах.
Когда прошло несколько минут и стало понятно, что жрец первым не заговорит, я переступил с ноги на ногу, негромко хмыкнул, дождался, пока жрец поднимет на меня взгляд, и сказал:
— Боюсь, я слишком мало знаю о богине. Если вы действительно свободны, то, может быть, расскажете о ее деяниях?
— О, — жрец посмотрел на меня с любопытством. — Но основные вехи вам все же известны? Прибытие, Основание первого храма, все пять аватар Пресветлой Хеймы?
— Боюсь, мои знания очень разрознены, — произнес я извиняющимся тоном, надеясь, что придуманного объяснения окажется достаточно. — Видите ли, я вырос в суровых местах среди суровых людей, которые уделяли духовному слишком мало внимания.
— А, понимаю, — жрец кивнул. — Это не ваша вина. Последние годы пограничные области, увы, не получают от Церкви должного внимания. Тогда я начну с самого основного. Вы же помните, от какого события ведет свое начало наше летоисчисление?
Я кивнул.
— Пять тысяч шестьдесят девять лет тому назад в честь Пресветлой Хеймы был основан первый храм.
— Да, это случилось вскоре после Прибытия, когда наши предки высадились на юго-западном побережье, — жрец подвел меня к одной из дальних фресок, до того скрытой за колоннами, и широким жестом указал на огромный рисунок, занимавший пространство раза в три больше, чем другие.
На рисунке было изображено море, почти сплошь усеянное кораблями, вдали кажущимися совсем крохотными, но вблизи уже показывающими свой настоящий размер. Часть кораблей выглядела как огромные неуклюжие тяжелогрузы и глубоко сидела в воде — скорее всего они везли пассажиров и товары. Другие были мельче и юрче, с хищными очертаниями бортов, скорее всего военные суда.
Я попытался прикинуть по рисунку, насколько велика была флотилия. Десятки тысяч кораблей, и это как минимум.
— Прибытие? — повторил я. — Прибытие откуда?
Жрец показал куда-то на самый верх фрески, где морской горизонт смыкался с небом.
— Континент, на котором родились наши предки, стал непригоден для жизни и им пришлось перебраться сюда. Никто точно не знает, что там произошло. Ни одна хроника времен Прибытия не сохранилась, устные предания слишком разнятся, а Пресветлая Хейма не желает отягощать умы смертных столь трагичной повестью, — в голос жреца прорвалось явное сожаление. Похоже, он очень хотел бы этой повестью отяготиться.
— То есть все люди, живущие в империи, это потомки прибывших на кораблях? — все же уточнил я, хотя картина вырисовывалась ясная.
