В чужом клане - Валерия Веденеева

— Верно, — доброжелательным тоном сказал жрец.

Я опустил руку. Вспомнилась мимолетно услышанная фраза, что демоны считают этот мир своим. Тогда она показалось мне еще одним доказательством их мерзкой природы. Но получалось, что они были правы? Пусть не весь мир, но как минимум континент, на котором находилась империя, действительно был их.

Глава 25

Я еще несколько мгновений изучал фреску с кораблями, потом повернулся к жрецу.

— Пожалуйста, светлейший, продолжайте.

Тот кивнул.

— Жизнь наших предков на новой земле была наполнена опасностями и лишениями. Без помощи богини все они погибли бы еще при жизни первого поколения… Время Прибытия было временем ее первого аватара, — жрец жестом показал мне следовать за ним и пересек зал храма, направляясь к фреске на его противоположной стороне.

Там была изображена молодая женщина, замершая на носу корабля. Она стояла вполоборота, так что можно было хорошо разглядеть черты лица — широкие скулы, миндалевидной формы глаза, прямой нос и сильный подбородок, разделенный посредине ямочкой. Не красавица в привычном понимании, но художник сумел передать огонь в ее взгляде и внутреннюю силу, которой было наполнено ее тело.

— Она действительно так выглядела? Это не фантазия художника? — спросил я, а когда жрец покачал головой, добавил, указывая вперед: — Почему тогда она не похожа на свою статую?

— Аватар — это лишь воплощение духа богини в человеческом теле, имеющем смертных родителей и всегда разном внешне, — сказал жрец. — Аватары рождаются и взрослеют как обычные люди. Конечно, они отличаются от своих сверстников и умом, и талантом, но сами продолжают считать себя людьми до тех пор, пока им не исполнится двадцать лет. Только тогда в них пробуждается божественная суть.

Жрец вздохнул, с выражением тихого обожания глядя на изображенную на фреске молодую женщину.

— Жаль, что мне не дано увидеть Пресветлую Хейму во плоти, — произнес едва слышно.

— Почему не дано?

Жрец слегка вздрогнул, и я подумал, что его слова, похоже, вовсе не предназначались для моих ушей.

— Время для нового воплощения богини наступит лишь через несколько веков, — все же объяснил он. — Смертные столько не живут.

— Таков был ее первый аватар, — сказал он после паузы. — Хейма Открывающая Путь. После Прибытия она оставалась с нашими предками еще восемьдесят лет, пока ее смертное тело не ослабло от старости и не смогло больше служить вместилищем для божественного духа. За эти годы она, в числе прочего, создала Орден Паладинов, призванный защищать человечество и следить за выполнением ее заветов.

— Вот это ее второй аватар, — жрец прошел мимо нескольких фресок к той, в центре которой стояла девочка-подросток с худым смуглым лицом. На нем, как изумруды в живой оправе, выделялись пронзительные зеленые глаза. — Она родилась через четырнадцать веков после первого пришествия и это был единственный раз, когда воплощенная богиня не дожила до двадцати лет и ее смертное тело погибло прежде, чем она осознала себя.

— Как такое могло получиться? — приглядевшись, я понял, что худоба девочки была не естественной, какая бывает у быстро растущих детей, а вызванной недоеданием, а под глазами ее залегли тени от многих бессонных ночей. За ее спиной, на дальнем холме, виднелся город, окруженный белой стеной, а по дороге, ведущей от города, в ее направлении мчались всадники.

Жрец скорбно вздохнул.

— Те, кто должен был служить ей, не признали ее. Вместо того, из-за ее уникального магического таланта, они провозгласили ее Мерзостью, преследовали по всей империи и в конце концов убили. Через три года после этого, в день, когда ей исполнилось бы двадцать лет, все, кто называл себя паладинами Пресветлой Хеймы, лишились ее благословения и магического дара — именно так, как она предрекла своим убийцам. То, что началось потом… было очень тяжелым временем…

— Странно, что эту историю не попытались скрыть, чтобы не портить репутацию служителей богини, — вырвалось у меня прежде, чем я успел осознать, что говорить об этом жрецу не стоило. Но тот не оскорбился.

— Пытались, — согласился он. — Паладинами владела гордыня. Многие из них, потеряв благословение Пресветлой Хеймы, предпочли добровольно принять демоническую скверну и взять силу из Бездны, лишь бы не признать свою вину и свой великий грех. Как я сказал, потом началось тяжелое время. Но они потерпели поражение, и новые служители Пресветлой Хеймы уничтожили отступников, разоблачили их преступления и никогда больше не позволяли скрывать правду.

Я почти физически ощущал, сколько всего недосказанного таилось за последними фразами жреца.

Некоторое время помолчав, жрец прошел дальше, к фреске с юной девушкой, запечатленной в танце. Ее обнаженные лодыжки и запястья украшали многочисленные браслеты. Среди длинных распущенных волос вились, вплетенные в несколько косичек, разноцветные ленты, шелковое одеяние облегало изящную фигуру с высокой грудью, тонкой талией и крутыми бедрами. И ее лицо тоже было прекрасно — точеные черты, нежная кожа, большие сияющие глаза.

— Третье воплощение богини, — проговорил жрец. — Она тоже родилась через четырнадцать веков после смерти предыдущего аватара. За прошедшие века в империи многое изменилось. Из-за паладинов-отступников пострадала репутация всей Церкви и главы кланов узурпировали власть, которая никогда не предназначалась им. Они изменили законы. Шаг за шагом они отменили многое из того, что заповедовала Пресветлая Хейма, то, что осталось, исказили в соответствии со своими желаниями, а жрецы того времени, помня о великом преступлении своих предшественников, не смели вмешаться.

— Новый аватар богини родился в семье простолюдинов, и едва ей исполнилось шестнадцать, родители продали ее богатому и злому человеку, который любил мучить своих жен.

— Продали? — повторил я, вспоминая то, что говорила Амана о моей возможно-матери, которой пришлось согласиться на брак без любви ради спасения клана от нищеты. Амана тогда назвала это «покупкой». — То есть вынудили дочь согласиться?

— Нет. Просто продали, не спрашивая ее мнения, даже не поставив заранее в известность. Это тоже было частью тех искажений, о которых я упоминал. Абсолютная власть родителей над детьми, вплоть до права продать детей в рабство или убить. Само рабство, запрещенное законами Пресветлой Хеймы, вернулось из-за ослабленного влияния Церкви. Появилось уложение о младших супругах, лишенных всех прав и практически приравненных к рабам. Появилось и многое другое, мерзкое пред ликом богини. Когда, по достижении двадцати лет, Пресветлая Хейма осознала себя, то первым делом казнила своего бывшего мужа-хозяина, а родителей своего смертного тела, которые из жадности обрекли ее на мучения, отправила в Залы Покаяния.

Я моргнул.

— Сурово.

Последние действия не очень соотносились с часто повторяемой Аманой фразой о том, что «Пресветлая Хейма милосердна». Или же мы с ней по-разному понимали милосердие? Пусть я не знал, что такое Залы Покаяния — хотя догадывался, что ничего хорошего, — но слово «казнила» в расшифровке точно не нуждалось…

С другой стороны, возможно, это и было милосердием? Ведь богиня не обрекла своего бывшего хозяина на бесконечные мучения, а предавшим и продавшим ее родителям и вовсе позволила жить.

Если подумать, то мнение Аманы было всего лишь мнением Аманы, и богиня вовсе не обязана была быть милосердной. Вот справедливой — дело другое.

Да и вообще, настоящая справедливость редко милосердна.

— После того как богиня явила себя жрецам и приняла во всей полноте власть над Церковью, она обратила внимание на мерзости, в которых погрязло человечество. Часть кланов добровольно признала ее правоту, покаялась и изменила свои пути. Еще в части произошел раскол и верные слуги богини, победив, сами казнили своих преступных глав. Те кланы, которые не согласились отказаться от узурпированной власти и искаженных законов, были уничтожены.

« Милосердная, — повторил я мысленно. — Точно!»

— И долго продолжалось это очищение человечества от мерзостей? — спросил я вслух.

— Пятьдесят лет, — отозвался жрец. — Основные действия завершились за первую декаду, но и потом, то там, то здесь, возникали ереси, а те, кто вроде бы перешел на верную дорогу, опять сбивались с пути.

Я вновь посмотрел на фреску с третьим аватаром богини. Она выглядела здесь такой хрупкой, такой юной и невинной.