Развод. Я календарь переверну - Элен Блио
Он смотрит на меня как-то странно, просто пожирает глазами своими наглыми, адвокатскими. Теперь я понимаю почему он все свои процессы выигрывает.
Особенно, если судьи — дамы.
- Нет, ничего ты не представляешь.
Я не сразу понимаю, что происходит, он просто поднимает меня на руки и закидывает в свою машину, которую каким-то макаром успевает открыть, забрасывает меня на заднее сидение, и сам садится следом. Закрывает дверь, блокирует и мы остаёмся вдвоём в замкнутом пространстве.
Чёрт!
Я вообще не собиралась с ним никуда ехать!
- Открой и выпусти меня!
- Еще чего.
Его руки на моём теле, нагло и настойчиво. А аж захлебываюсь от гнева!
- Герман! Я сказала - открой!
- А я сказал нет!
Пробираются под пальто, дальше, под платье.
- Это похищение! Удержание против воли, ты знаешь, что за это бывает?
- Статья сто двадцать шесть Уголовного Кодекса Российской Федерации принудительные работы на срок до пяти лет или лишение свободы на такой же срок, я бы с тобой принудительно поработал лет пятьдесят.
- Ты в своём уме?
Его руки на моих ногах, ползут вверх, касаясь края чулка.
Дернул же меня чёрт! Почему было не надеть колготки?
Потому, Ада, потому... Потому что ты думала об этих вот руках там, думала! Очень даже активно думала. И не только об этих... О руках Дворжецкого ты думала тоже.
И в таком же ключе!
Господи ты, боже мой!
- Ада.
- Пусти, хватит, ты мне противен.
- Потерпишь.
- Прекрати!
- Тебе нравится.
- Пусти!
- Ты течёшь.
Боже, боже...Да!
чёрт. Нет!
Как?
Я... я не хочу! Нет! Не так и не сейчас и вообще. Я не готова! У меня развод!
Я... мне муж изменил, у меня трагедия, всё рушится. Мне теперь надо бизнесом заниматься, я должна... Боже... Он...
Я не готова!
- Что ты творишь, Герман?
Целует... целует ноги в чулке, бедра раздвигает, пробираясь выше.
Я пытаюсь брыкаться, понимая, что смысла в этом нет.
Я только сильнее его завожу.
Или мне нравится его заводить?
Резко прекращаю сопротивление. Дышу тяжело.
Боже, какие губы горячие.
Как мне жарко и... у меня там просто Ниагарский водопад.
Никогда такого не было, и вот опять, да?
Да.
Чёрт.
Стыдно.
Или плевать?
Сам виноват.
- Ада?
Голову поднимает, щерится, гад.
- Что?
- Что? — переспрашивает.
- Тебе надо, чтобы я брыкалась, да?
- Нет.
- И что ты остановился?
-Я... м-м-м... всё нормально?
- Нет, ничего не нормально, ты запер меня в машине и пытаешься трахнуть.
- Грубо как, Аделаида Александровна! Не собираюсь я вас трахать.
- Почему?
- Ты сейчас серьёзно спрашиваешь?
- Вообще-то да.
Усмехается нагло, головой качает.
- Потому!
И когда я думаю, что он меня просто возьмёт и отпустит это гад снова опускает голову и действует еще наглее! Просто раздвигает мне ноги и...
Боже, боже, мамочки... как...
Как же давно у меня никого не было.
Господи, как же я хочу просто заняться сексом! Нормальным сексом, с мужчиной, которые меня вставляет. Не с тем, которого в измене подозреваю, не с тем, с кем просто закрываю гештальт и бегу от проблем, с мужчиной, которому я хотела бы дать. Просто хотела бы сказать «да»!
Чёрт...
Вот он... Вот сейчас со мной такой мужчина!
Ион... он делает это.
Нагло, бесцеремонно и очень приятно. Берёт и...
Господи, отодвигает кружевную кромку трусиков, прижимается губами... Это будет очень пошло если я сейчас кончу? Я почти. Сразу. Да.
Реально никогда такого не было.
Что это?
Перерыв?
Но я... конечно у меня есть вибратор и вуманайзер и для здоровья я, конечно, это делаю, как все. Ну, может не все, но большинство. Все нормальные женщины давно уже знают, что в этом нет большого греха и это даже полезно, да? Ну, ладно, не ‘будем о грехе, а вот о пользе — можно!
Но всё равно это не то.
Это не заменит мужских рук, губ, глаз, тяжести тела...Дыхания, слов, запаха...
Боже, боже, боже...
Не замечаю, что шепчу это вслух, громко.
- Мне нравится, когда ты меня так называешь...
- Иди ты в пень, Крестовский.
- В пень? Сейчас? Я могу...
- Продолжай, скотина!
- Вот это моя девочка. Да... Сейчас, любимая, еще немного, вкусная ты.
- Займи рот полезным делом, а?
- Слушаюсь, моя госпожа!
Моя госпожа! Ах-ах! Как звучит!
А что он сказал раньше? Любимая?
Нарываетесь на неприятности, господин адвокат, что ж...
Закрываю глаза, улетаю, думаю только о себе и своём наслаждении. В конце концов, я ведь никому ничем не обязана?
Дворжецкий? Ну, он мог бы не отпускать меня с Германом, да?
Макар — это вообще отрезанный ломоть, пройденный этап. Было, было, было, но прошло...О-о-о...
Господи, почему же так хорошо-то?
- Герман!
- Да, давай, моя королева, моя фемина, кончай!
Спусковой крючок нажат, спущен, выстрел не заставил себя ждать.
О, да...
Хорошо-то как, мамочки! Хорошо!
Судорогой сводит всё, дрожу, трясусь, сжимаю взлетая!
Боже...
Жаль, что так больно падать...
Или меня есть кому удержать?
Он поднимается, вытирает губы, смотрит так... словно пытается считать меня, мои мысли, залезть в мою голову.
А потом так же бесцеремонно хватает за шею и врубается в мой рот страстным поцелуем.
Вот так.
И что мне с этим делать?
42.
Дрожу...
Откат пошёл.
Чувствую себя ужасно. Мне неловко и стыдно. Хочется спрятаться куда-нибудь. Но куда? Есть одно очень удобное место - грудь Крестовского.
Он прижимает меня к этой своей груди и по голове гладит.
- Всё хорошо, тихо... тихо...
- Не надо, пусти...
- Никуда я тебя не пущу теперь, поняла?
- Нет.
- Да.
- Нет.
- Ада...
- Уйди...
- Куда я уйду из своей машины?
- Тогда я уйду.
- Куда?
- К Дворжецкому.
- Ага, щаз, с тремя «зэ», уйдёт она. Всё. Хватит. Набегалась.
- Почему ты за меня решаешь? Я, может быть, не хочу!
- Хочешь!
- Нет!
- Хочешь...
Он поднимает мою голову, властно, хватает за подбородок, впивается поцелуем. А у меня слезы катятся.
Я не знаю почему. Просто не знаю и всё.
Наверное, вот именно сейчас я ощущаю как пройден какой-то рубеж.
Сейчас жизнь делится на «до» и «после».
Это еще одни «до» и «после».
Так уже было, когда я узнала об измене Макара.
Когда именно стало на сто процентов
