Развод. Я календарь переверну - Элен Блио
Так что подписи под документиками стоят Макара, а вот профит имеет Аделаида.
Большой профит.
Она могла бы забрать всё, но сжалилась над ним.
Когда Игнатов понял, как встрял — поник, совсем сдулся. Но мне, конечно, было его не жаль.
- Да уж, Макар Владленович, такую женщину просрать — это надо сильно постараться.
- Иди ты, Крестовский! Думаешь, я просрал — ты получил? Ха-ха! Ты знаешь, что она с твоим братом тра...
- Рот закрой! — схватил я его тогда за грудки, хотя формально он был прав, Ада с моим братом «тра...», но это было давно и не правда - так мы в детстве говорили.
С Филиппом у Ады всё, а вот Денис, свет, Александрович...
- Я ведь её так просто не отдам, Герман?
- Так ведь и я не отдам, Денис!
- Значит, война?
- Не на жизнь, а на смерть.
- А методы?
- Изощренные.
- Запрещённые удары?
- Ниже пояса не бить, остальное — на усмотрение противника.
- Что ж, А 1а guerre comme а 1а guerre (на войне — как на войне)
- Пленных не брать?
Мы чокнулись бокалами всё с тем же арманьяком, как раз с подходящим к французской пословице названием «Д’Артаньян». И пожелали друг другу удачи.
Правда, потом Дворжецкий нагло усмехнулся и сказал, что удача — второе имя дьявола.
Что ж...Это я, как адвокат, прекрасно знал.
Вхожу в ресторан соперника вместе с женщиной нашей мечты и, конечно, он уже там.
И стол накрыт.
Интересно, откуда Дворжецкому известно, что я не переношу грибы и белый соус?
Ладно.
- Приятно вас видеть, Аделаида. Выглядите роскошно.
- Спасибо, но мне кажется, вы мне льстите. Устала, очень хочется отдохнуть.
Подумываю уехать на курорт на недельку.
- Прекрасно, отличная мысль. Что ж, я так понимаю, вы с адвокатом хотели бы обсудить дела? Не буду мешать.
- Вы как раз не мешаете, Денис Александрович. Мы будем рады, если вы с нами пообедаете, да, Герман?
Нет, отвечаю всем своим видом, глядя в глаза Дворжецкому, но этот хитрец только усмехается, опуская свою наглую задницу на стул рядом с Адой.
Фемина моя тоже хороша! Специально же это сделала, да? Нравится, когда мужики из-за тебя лбами?
- Да, Герман, дорогой, я прошу вас пока посмотреть документы, что-то меня тут смущает, не могу понять что.
Документы, значит, да? Я посмотрю, конечно.
Улыбаюсь, надеюсь выглядит вальяжно и не натянуто, беру папку, заглядываю.
Что ж...
Ресторатор сам сказал - А 1а guerre comme а 1а guerre (на войне — как на войне), не обессудьте!
Качаю головой, потом закрываю папку и кладу на стол.
- Денис Александрович, можете попросить ваших официантов принести стейк?
Желательно «стриплойн», прожарка «медиум велл». Телятину с грибами в белом соусе я органически не переношу.
- Разумеется, Герман Львович, сейчас вам подадут ваш стейк, уж простите, я решил на свой вкус. Это не телятина, говяжьи щечки, изысканное блюдо для гурманов.
- Охотно верю, и попробовал бы, но увы...
- Что, печень шалит?
- Нет, печень, слава богу в порядке, просто не люблю.
- Бывает. Аделаида, может быть, и у вас какие-то пожелания?
- О, нет, я как раз люблю и грибы и белый соус и эти... щёчки.
- Да, щёчки что надо.
Смотрит он на неё как собака на кость. Гандон. Ладно, что ж, мой козырь пока в рукаве, но скоро...
- Герман, что с бумагами? Я права, считая, что не стоит влезать в это дело?
- Абсолютно, но как я понял ваш супруг уже предпринял какие-то шаги.
- И что делать?
- Я бы рекомендовал повременить с разводом.
- Что?
Она смотрит на меня удивленно, Дворжецкий тоже.
А что? На войне все средства хороши, правда?
Так не доставайся же ты никому!
41.
- Серьёзно? Нет, ты серьёзно?
- Ада, успокойся!
- Ты говоришь мне успокойся?
Резко разворачиваюсь у со всей силы луплю его по широченной грудной клетке.
Я еле-еле сдерживалась в ресторане перед Дворжецким, ну, как сдерживалась.
Сделала хорошую мину при плохой игре, попыталась обратить всё в шутку, но этот... этот...
Перед глазами сейчас только вздернутые брови известной теле свахи Ларисы Гузеевой и её сакраментальное — «пидорас, пидорасина»... Если не видели —загуглите, оно, зараза, того стоит!
- Сволочь ты, Крестовский, сволочь!
Продолжаю лупить, а ему как слону дробина! Усмехается еще, подлец, а потом хватает меня за запястья, пряча мои ладони в свои.
- Ада, поехали, потанцуем вечерком?
- Потанцуем? Я тебе потанцую, я тебе так... Признавайся, спелся с ним, да? Спелся с Игнатовым? Сколько он тебе заплатил?
Герман удивленно округляет глаза. Ну, точно!
- Ни с кем я не...
- Ты понимаешь, что я всё равно выясню? Ты Макара не знаешь! Он то еще трепло.
Он расскажет, и тогда знаешь, что?
- Что?
- Репутации своей можешь сказать «до свидания», вот что. Пусти!
Дергаюсь и вырываюсь, но далеко меня не выпускают.
- Ой, боюсь, боюсь... - опять усмехается! - Аделаида, знаешь, меня уже столько раз этим пугали.
- Пугали тебя, да?
Я просто не могу остановиться, меня всю трясёт и слезы предательские вот-вот потекут, а тушь у меня не водостойкая и вообще, плакать при этом гаде...
- Ты... ты... Ненавижу тебя! Урод моральный. Ненавижу!
- Ада...
Тянет ко мне ручонки свои! Тянет! Нагло так! Отворачиваюсь, пытаюсь улизнуть, всё бестолку, оказываюсь зажата между двух машин, им зажата, чёрт, грязно же тут, а он смотрит и еще улыбается! Предатель!
- Ада...Это для твоего же блага.
Прижимает к себе ближе. Да что это такое?
- Слушай, Крестовский! У меня сегодня Игнатов получил по «Фаберже», ты тоже хочешь?
- Хочу. Тебя хочу. Сил нет как хочу, правда, Ада, давай уже детский сад оставим, поехали ко мне.
Рот открываю от изумления и закрыть не могу. Он мне его закрывает. Нагло, своим ртом.
Хочет?
Детский сад?
Поехали ко мне?
Скотина такая!
Брыкаюсь, как ненормальная, отбиваюсь от этой юридической сволочи, отталкиваю.
- Не смей меня трогать! И вообще... я... я отказываюсь от твоих услуг! Дальше я буду защищать себя сама! Развод состоится как я и планировала, а вы, господин Крестовский, можете быть свободны!
- Ада, ты представляешь, что ты сейчас творишь?
- Я?
