Искупление - Лизавета Мягчило
Бестужев сел за стол, потянулся всем телом, а затем расхохотался. Мягко, гортанно, запрокидывая лицо к потолку и довольно щурясь. Закинул ногу на ногу, прежде чем перевести лукавый взгляд на выжидательно замершего друга.
— Собирай всё самое необходимое в рюкзак. Воду, что-то на короткий перекус. Возьми ножи на всякий случай, бинты и перекись со стрептоцидом. Не знаю, пригодится ли нам всё это, но лучше перестраховаться. Во внутреннем кармане моей светлой сумки есть катушка шовных ниток и хирургическая игла — перед поездкой прикупил в ветеринарке. Давай, я пока разживусь лопатой, посмотрю, может смогу найти какой-то лом.
С воодушевлением безумного он прижался забинтованным животом и грудью к столу, вытянул шею, чтобы в распахнутом окне разглядеть клок неба. Увиденное его порадовало, Бестужев удовлетворенно кивнул, поднялся, широким шагом припустил к выходу.
— Погоди, что происходит? Ты ведь не был на скотомогильнике, да?
— Не был. — Замерев у самой двери, Саша хлопнул себя ладонью по лбу и вернулся к печи — переодеваться. Сбросил резиновые шлепанцы, нашел чистую пару носков и потуже затянул шнурки кроссовок. — Я узнал у водяного, где лежит дорога к могиле Чернавы. Спрашивать напрямую не решился, узнай кто-то из деревенских, зачем нам туда нужно — никто бы не сказал.
Восхищенно хохотнув, Елизаров звонко шлепнул себя по бесчувственным ногам и резво покатил к сумкам.
— Ну ты и жук, ловко провернул. Ты только не торопись, маечку наизнанку выверни.
Готовящийся натянуть через голову майку, Бестужев замер, скептично изогнул бровь. От печи послышалось бодрое пояснение Славика:
— Если придется идти через лес, леший не сможет баловать, дороги не перепутает. Через пару часов смеркаться начнет, у нас нет времени бродить не пойми где. Быстренько подружаню откопаем, тетрадки прикарманим и айда к родной избушке. — Шелест одежды и газет, в которые Славик заматывал ножи, неожиданно замер, парень снова заговорил. — А что делать будем, если она из могилы попрет?
— Не попрет. Ещё в первую поездку она сама рассказала, как тут ведьм хоронят: цепи на руках и ногах, кол в груди, лицом вниз, чтобы если и начнет рыть, то только глубже. Деревенские слишком их боятся, столько способов перестраховки… Если от Чернавы осталось что-то живое, оно слабое и беззащитное. Мы постараемся справиться до заката. Кто в здравом уме будет тянуть всё это дело до полуночи?
Мягко прикрылась за Бестужевым входная дверь. Решивший перебинтовать руки Славик с изумлением уставился на здоровые, без единой царапины ладони. Перед полуприкрытыми глазами ярким пятном ожил образ рыжей красавицы. Неловко прочистив горло, он откинул на лавку новую катушку бинта и поехал к порогу. Совсем скоро его лучший друг сможет проститься с проклятием.
В деревне была какая-то суматоха: бегали босые ребятишки, переговаривались, стягиваясь к общему колодцу в центр деревни жители. Это позволило парням беспрепятственно открыть калитку на участке Беляса, прошмыгнуть мимо мирно дремлющего пса. Быстрой трусцой, подгоняя коляску, Саша направился к неприметной узкой тропинке на границе поля. Проводившая их равнодушным взглядом буренка низко замычала, наклонила рогатую голову к траве. Пробежавшись напоследок внимательным взглядом по виднеющейся вдали улице с пестрым головами жителей, Славик отодвинул широкую ветвь орешника и проехал следом за Сашей по мягко спускающейся тропе.
А в это время в просторную избу между двенадцатым и тринадцатым домом ворвалась босоногая девчонка. Прилежно вытерла чумазые пятки об лежащий на пороге половик, дробным топотком пронеслась по пустым комнатам и выскочила прямиком через распахнутые ставни к приютившемуся за домом огороду. Там, среди разросшихся пышных огурцов и тонких перьев лука сидели брат с сестрой. Агидель полола гряды, а Василько, подшучивая над ней, носил к компостной куче полные ведра.
— Тётя Агидель, скорее, там в колодце Вячко утопился. Его уже достали, да он не дышит, тебя все зовут.
Плечи присевшего на кучу сорняков Василько напряглись, в уголке губы замерло не дожеванное луковое перо.
— Спасешь его?
Она молча кивнула, отряхнула перепачканные в земле пальцы и поднялась.
— Беги, Зинка, скажи, что я скоро подойду, прихвачу с собой только нужное.
Девочка кивнула, ударили по спине две тонкие русые косички, когда она бегом припустила к калитке. Василько так и остался сидеть на куче, тяжело вздохнул, а затем неожиданно улыбнулся, с прищуром вскидывая голову к небу. Где блуждал его ум? О чем знал он, что видел по ту сторону грани? Агидель так хотелось верить, что когда-нибудь он сумеет вернуться до конца. Осознанно ответит на каждый вопрос, перестанет теряться мыслями в других мирах. Она помнила его нормальным. Помнила счастливым. И это было во стократ дороже собственной души.
Сколько девушка знала себя в роли новой деревенской ведьмы: колдовство давалось ей без особого труда. Перебирая давние записи Чернавы перед самым её погребением, Агидель аккуратно выводила новые строки, переиначивала под себя обряды, пробовала, снова изменяла. Ей не хотелось брать гримуары почившей женщины — некоторые из ритуалов ужасали, заставляли брезгливо вытирать об одежду пальцы после каждой хрупкой страницы с широкими, острыми словно ритуальные кинжалы буквами. Создавая своё собственное начало, она научилась отгонять дурные сны от грудничков, успокаивать беснующегося лешего и его лешат, сумела улучшить зелье от тяжелых легочных болезней и кишечных расстройств. Там, где прошлая ведьма внушала страх, Агидель могла протянуть руку помощи. Чаще всего деревенские больно били по протянутым пальцам. После того, как она забрала силу умирающей ведьмы, в спину летели испорченные овощи, дорожные камни и проклятия. А она продолжала спасать.
Заменила белые кости животных собственной кровью, ядовитые дурманы сменились солнечной ромашкой, хмелем и зверобоем. Напевные проклятия — вызволяющими ритуальными обрядами. У неё не хватало знаний в темной магии, Агидель отвергла её сразу, как только увидела. Поэтому и помочь приезжим не могла — она не знала, с какой стороны подступиться к Сашиной порче.
На центральной улице собралась настоящая толпа, кто-то голосил, кто-то хмурил брови и переговаривался шепотом. У колодца на боку лежал бледный Вячко, рядом — хмурый Ждан. С волос мужчины капала вода, одежда валялась влажным комом за спиной. Кто-то сердобольный накинул на него простынь. Стоило Агидель ступить к бессознательному парню, все стихли. Десятки глаз — пылающих, презирающих и боящихся. Равнодушная к чужим чувствам, она быстро опустилась на колени. Два коротких пореза кинжалами пустили кровь. С тонкой кисти потекли алые дорожки по чужой, отдающей синевой коже, слились воедино с крупными водными каплями. Ведьма наклонилась, потянулась лбом ко лбу Вячко и запела.
Древние слова, сильные
