Крафтер (СИ) - Александр Сергеевич Сорокин
— Марфа, — прошептала мышка, и её голосок задрожал, как желе на ветру.
— Марфа… Ты — горничная. А вы — нянька. Запомнил. А кто на кухню удрал?
— Настасья. Кухарка. — почесав затылок, буркнул дворецкий.
— Хорошо! Теперь — еда. И если в ближайшие пять минут на столе не будет жареной свинины с хреном, я превращу этот дом в угольную яму. А вас — в удобрение для роз, которые тут явно не растут.
Они засуетились, как марионетки, у которых внезапно дёрнули все нитки сразу. Марфа побежала, подбирая полы фартука, будто спасаясь от пожара. Матвей Семёныч засеменил за ней, бормоча что-то о «недопустимом тоне». Григорий споткнулся о собственную тень и чуть не уронил поднос с потёртым серебром.
Даже нянька, скрипя суставами, заковыляла к кухне, бормоча молитвы и проклятия в адрес «нечисти, что барина мутила».
Я наблюдал, как пыль, поднятая их беготнёй, танцует в луче света, пробившегося через дыру в шторах. Плюм, превратившийся на этот раз в ворона, клюнул меня в ухо, словно напоминая:
«И на кой они нам? Давай лучше прогуляемся».
— Не торопись, морда. — усмехнулся я. — Сначала свинина. Потом — мир.
Добравшись до кухни, я уселся за стол и принялся ждать. Спустя пять минут все было готово. Завтрак оказался достойным великого магистра Эйнара. Свиные отбивные, зажаренные до хрустящей корочки, таяли на языке, как грехи на исповеди. Хрен — острый, ядовито-зелёный — выедал мозги через ноздри, оставляя после себя очищающий огонь. Идеально! Я чувствовал, как калории превращаются в свинец в крови, готовый выстрелить в первого, кто посмеет прервать эту трапезу.
Настасья, застывшая у буфета, напоминала перегретый самовар. Лицо её пылало, будто её только что вынули из бани, а глаза метались между мной и половником в её руках.
— Настасья, — я облизнул вилку, медленно, — вы выходите замуж?
Она ахнула, словно я спросил, не хочет ли она сжечь храм. Половник с грохотом шлёпнулся на пол, расплескав бордовый соус — похожий на кровь, но пахнущий вишней.
— Я… что? — прошепелявила она, заламывая руки так, будто пыталась выжать из них ответ.
— Шучу, — протянул я, ковыряя вилкой в мякоти мяса. — Но если решите — я буду против. Такие руки, — я указал на её ладони, испачканные мукой, — должны кормить только меня. Иначе сочту за личное оскорбление.
Она покраснела, как маков цвет в летний день. Даже мочки ушей стали напоминать перезревшие помидоры. Плюм, свернувшийся на столе в виде котёнка-переростка, лениво потянулся к моей тарелке. Его лапа, мягкая и когтистая, шлёпнула по луже соуса, разбрызгав капли по скатерти.
— Не смей! — цыкнул я, тыча в него вилкой, как в гнусного мага-отступника. — Это моё. Ты же не хочешь стать ковриком для моих сапог?
Плюм фыркнул, свернулся в клубок и заурчал по-кошачьи… Знал, зараза, как меня разжалобить… Я махнул на него рукой, мол пируй тоже…
Голем-утюг у двери скрипнул шарнирами, поворачивая «голову» к связанным наёмникам. Его раскалённый носик дымился, как труба кузнечного горна. Один из бандитов, мужик с выбитым зубом уже очнулся и недовольно буркнул сквозь кляп:
— Чёртов утюг…
Голем дёрнулся, будто его ударили током. Металлический монстр рванул вперёд, поджаривая воздух, и ткнул раскалённым «носом» в плечо наёмника. Зашипело, запахло палёной кожей и отчаянием.
— Молчать! — рявкнул голем голосом, похожим на скрежет тормозов по рельсам. — Хозяин ест!
Наёмник завыл, но звук утонул в тряпке, заткнутой ему в рот. Остальные замерли. Я отрезал ещё кусок мяса, наблюдая, как жир стекает на тарелку маслянистой слезой.
— Восхитительно, Настасья, — сказал я, указывая вилкой на её шедевр. — Если бы все войны заканчивались так вкусно, человечество давно бы вымерло. От обжорства.
Она попыталась улыбнуться, но получилось, будто лицо её схватило судорогой. Плюм, почуяв слабину, снова протянул лапу к тарелке. На этот раз — к хрену.
— Котёл тебе на голову! — рявкнул я, шлёпнув его по носу салфеткой. — Это тоже мое!
Голем, словно переживая за мой покой, наклонился к наёмнику и прожёг дыру в рукаве его куртки. Тот забился в тихом ужасе.
Идеальный завтрак. Тишина, нарушаемая только чавканьем, шипением мяса и подавленными стонами. Как в старые добрые времена! Я хотел вечной пенсии… И вот она… Похоже, наступила!
Утолив голод, я решил заняться мирскими делами: приказал слугам спустить «мусор» в подвал, и сам спустился вниз.
Цокольный этаж пах сыростью тюремной камеры и страхом раздавленного таракана. Капли воды сочились по стенам. Мусор, то бишь наёмников, подвесили на цепях. Они походили на мокрых ворон — чёрные куртки облепили тела, лица землистые, глаза бегали.
Переключив свою ауру на поиск лжи, я взглянул на самого рослого и крупного мужика. Никогда не любил, когда мне врали.
— Кто нанял? — спросил я, кольнув аурой лицо главаря. У того был нос, словно смятая буханка хлеба, и взгляд побитой собаки.
— Не знаем! — хрипел он, выплёвывая кровавый сгусток. — Заказ анонимный… Чёрный рынок… Через посредника…
Моя аура вспыхнула зеленым светом. И это значило, что будущий труп не лгал. Жалкая, ничтожная правда.
— Жаль, — вздохнул я, пряча кухонный нож за спиной. — Меня бы впечатлила ваша стойкость. Или хотя бы красивая ложь. Быть может, она бы вдохновила меня на какой-нибудь артефакт… А так…
Нож, которым я недавно нарезал отбивные, взметнулся, разрезая воздух. Шеи наемников раскрылись, как вишни, выплеснув фонтанчики алой крови. Она брызнула на кирпичи.
Стыд. Меня пытались убить дешёвыми поделками с барахолки — пистолетами с кривыми стволами, ножами, затупленными от резки хлеба, и амулетами, пахнущими поддельными заклинаниями.
— Позор, — проворчал я, вытирая клинок о куртку главаря. — Меня бы хоть артефактной гранатой! Или ядовитой змеёй в постели. А вы… вы — мусор, который даже сжечь — жалко спичек. Не повезло вам, что я не щажу своих врагов.
Плюм, преобразившись в форму кота, грозно зашипел на мертвецов, мол как вы посмели так плохо подготовиться, чтобы убить моего хозяина⁉ Дилетанты!
— Ну, хватит-хватит, морда… — сказал я ему. — На том свете не исправляются.
Голем-утюг, притаившийся в углу, скрипнул шарнирами, будто обиделся. Ему не хватало внимания.
Я вышел, хлопнув дверью. В голове крутилось одно: если за мной охотятся такие — значит, этот мир ещё глупее, чем я думал.
Или умнее. Ведь только гений способен быть таким идиотом.
Как бы там ни было, а мои духовные силы после перехода в этот мир были практически на нуле. Их можно было восполнить только одним способом: хорошей выпивкой, прекрасной атмосферой, обществом красивых женщин и
