Разведенка. Как я мужика искала... - Айрин Лакс
Меня трясёт.
— Ты плевал мне в лицо и кидался дротиками в мой портрет, а теперь.… ещё год спустя, ты мне в любви клянешься. Ах да, прости. Нет, не клянешься… Просто бубнишь «Отпусти и забудь»! Да пошел ты! Нет… Нет, я конечно могу сказать, мол, я все простила. Я забыла и ты прощен! Вот только искренности в моих словах не будет! Или тебя устроит такая фикция, м? Тебя устроит ложь? Думаю, устроит, конечно! Главное же, член запихнуть по самые яйца.
Вскочив, пинаю корзину с цветами, а потом, подняв бросаю ее в бывшего. Как только сил хватило.
Хочу на голову ему надеть!
— Лиза!
— Пошел ты, Леш. Да пошел ты… Нет, я лучше и дальше буду одну, буду переписываться и блокировать дикпики от всяких озабочек, чем с тобой… После всего! Ты…. Ты мне в душу вот такую огромную коровью лепешку наложил, а теперь «отпусти-отпусти!» — плачу.
— Я же не видел. Лиз.… Меня тогда не было! — взрывается Леша. — Да, я окружил себя говно-компанией тогда! Бесился, как хрен знает кто, и виноват! Да, виноват. Я оставил в своем доме разнузданную вечеринку с блядями и наркотиками. Кому-то даже в сердцах брякнул о разводе… И понеслась, понимаешь? Понеслась без меня! Я к тебе приехал тогда и… — сжимает кулаки. — Я сам себя презираю за то, каким был. Сам себя ненавижу и простить не могу! От того так сложно было просить прощения у тебя. Как, ну как, а? Когда я, даже перед самим собой подходящих слов найти не могу, когда на каждую реплику во мне взрывается саркастичным хохотом моя совесть!
— Отчего же она в тебе молчала? Раньше?! — взвизгиваю.
— А раньше… Раньше я умело торговался с ней. Раньше я усыпил ее величиной своей важности и индивидуальностью эго. И, когда уже все пошло по наклонной, тогда ещё легче скатиться вниз. Потому что даже просто остановиться не в силах, пока не достигнешь дна. Лиза! Ну, хочешь… Хочешь, мне в лицо плюнь. Хочешь? На, плюй! — подскакивает.
Я отшатываюсь, он мечется.
— Всади в меня что-нибудь! Острое! Да, блин, хоть режь, хоть убей! — повышает голос.
В номере ничего такого нет.
Ничего….
Леша пинком опрокидывает стеклянный столик.
Стоит страшный звон. Я в ужасе наблюдаю за бывшим, как он поднимает с пола крупный осколок и сжимает его в ладони.
Медленно подходит ко мне, не сводя горящего, безумного взгляда.
— Ну же! Давай! Сделай… Отомсти хорошенько! Я жду! — требует.
— Иди к чёрту!
Я едва дышу.
— ДАВАЙ ЖЕ!
Перевожу взгляд вниз, Леша стиснул осколок, из ладони сочится на пол кровь.
Костяшки кулака побелевшие, крови все больше.
Мне становится дурно.
— Ты меня пугаешь! — заставляю себя отвернуться.
Меня колотит.
— Прекрати сейчас же! — кричу, оттолкнув его. — Ты сошел с ума!
— ДА! Сошел! Если я так тебе противен, на хрен ты меня тогда спасла?! Вот скажи! На хрена приехала?! Думаешь, я не в курсе, что дочь приехать не захотела, Лиз? Просто не захотела! Она ведь знала, что я на даче. Я ей как-то сказал, что буду дачей заниматься. Но она или болт забила, или просто забыла. Да, в курсе я, что она с хахалем своим развлекалась! Кто бы ещё за мной приехал? Ты! Именно ты приехала, спустилась ко мне… Только ты сидела рядом и держала меня за руку, когда казалось, что я сдохну, как собака! Ты ведь могла меня не спасать… И не лги, что это чисто человеческий жест! Благородство! Нет! Это не так… — кричит, переводит дыхание. Спрашивает. — Это же не так, Лиз? Не так…
Делаю шаг в сторону.
— Ты меня пугаешь, — произношу одними губами. — Пу-га-ешь, Леш.
Мы застываем друг напротив друга.
Леша медленно разжимает кулак. Осколок звякает, упав на пол.
— Прости. Я… Да, наверное, чокнулся. Прости.
Пошатнувшись, бывший садится там, где только что стоял.
Рухнул.
Провел рукой по лицу, оставляя кровавый след, не замечая этого.
— А что, если я чокнусь? Как моя мама? Лиз… Я был у нее, она меня узнает через раз. Ты и представить себе не можешь, как это страшно. Вдруг это наследственное? И я так же чокнусь. Чокнусь никому не нужным, даже детям насрать. Да лучше уж сразу сдохнуть! Пока крыша совсем не протекла. Прости, — обрывает себя резко. — Не бери в голову.
Он медленно оглядывается, будто только сейчас заметив устроенный в номере погром.
Вздрагивает.
— Прости. Я восстановлю ущерб. Все можно починить, купить. Все. Кроме нас самих, — заканчивает так тихо, будто у него больше нет возможности дышать.
Я застыла возле кровати.
Душа в ошметки от его боли, которая отзывается во мне. Я и не думала, что он переживает.… так.
Это не жалость и не сочувствие.
Нет.
Это такой надрыв, после которого все прошлое не имеет никакого значения.
Я всё ещё прихожу в себя.
Понемногу.
Шевелю пальцами, ощущая, как кровь приливает к ним, как поднимается выше по рукам. Чувствую, как пульс оживает.
Впервые за последние два года, я ощущаю, как меня отпускает.
Думала, уже все скинула, сбросила и переступила, но нет…
Я таскала на себе эти чёртовы обиды и гримировала их под радостными и холодными улыбками от успехов и маленьких собственных побед.
Но там, где мощнейшее поражение, в сердце… там было пепелище, которое не остыло, тлело.
Я была уверена, что по ту сторону нашего конфликта Алексею хорошо и легко живется, что он — бессовестный, который сладко спит по ночам, меняет женщин, покоряет вершины.
Выходит, я ошиблась.
Он оступился и пожалел, но было слишком поздно. До этого он кичливо доказывал самому себе, что и без меня ему неплохо живется.
Оказалось, это не так.
— Мне без тебя плохо, — признаюсь ему.
— А мне без тебя — никак.
Его признание как бальзам на бугристые шрамы нашей изуродованной любви.
Я делаю глубокий вдох, но выдохнуть не успеваю.
В дверь номера стучат.
— Открывайте. Администрация отеля. Мы
