Крафтер (СИ) - Александр Сергеевич Сорокин
— Осталось последнее место. Первый ряд, номер семь, — сказала она, и её голос звучал так, будто доносился из-под земли. — С вас 100 рублей.
Я перевел деньги и прошел внутрь.
Нужный мне зал встретил меня гулом, напоминающим шум подземной реки. Хрустальные люстры, подвешенные к потолку в виде созвездий, мерцали тусклым светом. Бархатные кресла, вышитые серебряными нитями, тихо посрикпывали между собой, когда я прошёл к своему месту.
Рядом сидела старуха в вуали, от которой пахло ладаном и скорой смертью. Она повернула ко мне лицо, покрытое паутиной морщин:
— Вы новенький. Интересно, долго продержитесь?
— До конца спектакля, надеюсь, — ответил я, но она уже отвернулась, зашептавшись с мужчиной, сидящим рядом.
Занавес поднялся с шелестом крыльев гигантской бабочки. Сцена погрузилась в синеву лунного света. Титания вышла из тумана. Людмила Вересова. Её платье, сплетённое из серебряной паутины и звёздной пыли, переливалось тысячами оттенков. Голос — колокольчик, упавший в родниковую воду:
— «Спор, раздор, коварство — всё это бури в нашем летнем сне…»
Я замер. Это была не игра. Это была магия.
Шут, прыгавший за ней, оказался не человеком — его лицо менялось с каждым смехом: то юноша с ямочками, то старик с лысым черепом. Он швырял в зал шарики света, которые взрывались тихим смехом, оседая на плечах зрителей.
— «Любовь глазами дурака видит то, что является обманом!» — крикнул он, и фраза ударила меня в грудь, как забытое заклинание.
Оберон, король фей, появился в вихре осенних листьев. Его плащ был сшит из шкур загадочных зверей. Когда он произнёс: «Сердце — лучший компас в мире иллюзий», воздух сгустился, и я увидел… себя. Себя из прошлого: артефактора, швыряющего руны в лицо врагам, но теряющего что-то с каждой победой.
Во втором акте случилось необъяснимое. Когда Титания влюбилась в Сумеречного Принца, зал наполнился запахом роз. Актриса обняла возлюбленного.
— Это же… какая-то феерия, — прошептал я, чувствуя, как Плюм дрожит у меня в кармане.
Старуха рядом захихикала:
— Они всегда платят цену. Играющие в любовь всегда страдают.
На сцене зажглись звёзды — настоящие, вырванные из небесной вышивки. Одна упала в зал, прожгла бархат и застряла в полу, шипя. Никто не шелохнулся. Так было задумано.
Финал обрушился как гроза. Титания, Оберон, шуты и жертвы сплелись в танце, где каждый шаг был проклятием или благословением. Когда занавес упал, я сидел, вцепившись в подлокотники. Ладони были мокрыми, в ушах звенело.
— Система Станиславского, — прошептала старуха, исчезая в толпе. — Они не играют. Они проживают.
Духовные силы, истощённые порталами, наполнились вновь — но не магией, а чем-то иным. Горячим, живым, пульсирующим. Это был катарсис!
В гардеробе ко мне подошёл человек в изысканной и утонченной маске. Его голос звучал, будто сквозь слои воды:
— Вам понравилось?
— Это был не спектакль. Это… ритуал, — искренне сказал я, замечая, как тени под его маской шевелятся.
Он рассмеялся:
— Всё, что истинно, — ритуал. Завтра приходите на «Гамлета». Призрак обещает быть… очень убедительным.
На улице я долго смотрел на афишу. Идея родилась внезапно, как вспышка! Маска, усиливающая своего обладателя, катализатор магии и физических способностей. Но не простая — артефактная… Вот почему я всегда любил культурные мероприятия. Они не только питали душу силами, но и приносили вдохновение!
Плюм вылез из кармана, чихнул и показал мне язык.
— Не нравится? — я потрепал его по загривку. — Зато теперь я знаю, какой аксессуар смогу тебе сделать.
Но это позже. Сейчас я был просто зритель, а не творец. Мне захотелось промочить горло.
* * *
Кабинет Медведя напоминал логово спящего дракона. Алые шторы, сшитые из шёлка, выкраденного из императорских складов, поглощали свет, оставляя комнату в кроваво-багровых сумерках. На стене висел портрет самого хозяина: лицо, изрезанное шрамами, широкий подбородок, синие глаза, сломанный в нескольких местах нос. А под ним висела золотая табличка: «Пётр Медведев. Тот, кто задаёт вопросы». В углу стояло чучело грифона, пойманного в портальных дебрях, а на столе покоилась забитая окурками пепельница.
— Кто этот придурок, который защитил портного? — Медведь ударил кулаком по мраморной столешнице. Звук эхом разнёсся по комнате, а тени на стенах зашевелились.
Двое бандитов, сидевших на кожаном диване, ёрзали. Первый — Борщ, с вывихнутой рукой, хрипел, вытирая пот с лица, покрытого синюшными пятнами:
— Барон на чёртовом «Громлее». Ругался, как извозчик, а бил… — он сглотнул, поглядывая на портрет босса. — Будто десять чертей в нём сидели!
Второй, по кличке Клык, с синяком под глазом, похожим на созвездие, добавил:
— Даже Сеньку-Огнедышащего уложил! Тот перо из кармана вынул, а этот… этот… — он замолчал, увидев, как Медведь медленно поднимает руку.
Хозяин кабинета щёлкнул пальцами. Сигара в его зубах вспыхнула синим пламенем — слабый трюк пироманта-недоучки, но эффектный.
— «Этот»… — Пётр выпустил дымовое кольцо, которое превратилось в змею и обвило шею Клыка. — … устроил цирк в моём городе. И теперь вы, сопливые, приползли с пустыми руками?
Тень за спиной Медведя шевельнулась. Из неё выступила фигура в плаще с капюшоном. Это был Челюсть, правая рука авторитета. Его лицо скрывала железная маска.
— Вы должны были трясти портного, когда все посетители покинут его лавку. — прошипел Челюсть. — Неужели так трудно следовать инструкциям⁈ Теперь у нас появились репутационные издержки из-за ваших стараний. Придется исправлять.
Медведь встал, раздвигая плечи, как бревна.
— Барон, говорите? — он подошёл к аквариуму, где плавали золотые рыбки. — А фамилию его вы не узнали случайно?
— Нет, босс. Только запомнили печатку на родовом перстне. — морщась, ответил Борщ.
— Говори. — отправив щепотку корма в аквариум, буркнул Петр. Рыбки метнулись к поверхности, чтобы проглотить самые лучшие хлопья.
— Двуглавый орел, сжимающий магический кристалл.
— А вот это уже интересно. — Медведь повернулся, и в его глазах вспыхнул тот самый слабый огонёк — жалкие 10 % магического потенциала, но достаточные, чтобы раскалить цепочку на шее подчиненного докрасна. — Напомните ему, что в моём городе я — закон. Если он маг, устроим ему магию свинца. Если чёрт, пригласим в гости настоящих демонов.
Челюсть кивнул, и его тень поползла к двери.
— У него есть слабость, — добавил Петр, вдруг ухмыльнувшись. На стене за его спиной проступили подвешенные на гвоздиках перстни других слабых родов. — У всех есть. Найдите её. Или станете новым декором для моего кабинета.
Борщ и Клык переглянулись. Они знали, что Медведь не шутил. У него вообще не было чувства юмора.
— Мы… мы всё узнаем, шеф, — выдавил один из них, низко кланяясь.
Когда они
