Одинокий медведь желает, или Партия для баса - Тереза Тур
— Давай, милая, садись.
— Отстань, а?
— Ты же знаешь, что не отстану. Некоторым проще отдаться, чем объяснять, почему нет. Сама же знаешь, — добавил он с фирменной улыбкой медоеда.
Карина фыркнула… и пошевелилась.
Ага. Так-то лучше.
Сергей терпеливо ждал. И дождался. Что-то невнятно ворча о сволочах, которые прикидываются людьми, она все же села. И даже посмотрела на него из-под спутанных влажных волос.
Без лишних комментариев Сергей вручил ей кружку. И поставил рядом, прямо на одеяло, тарелку с печеньем.
Одеяло, кстати, с нее сползло. А под одеялом ничего не было. То есть вообще ничего. Очень удобно для сеанса прогревания, между прочим. Хорошего такого, глубокого прогревания.
Отпив глоток чаю, Карина поддернула одеяло и сердито повела плечом. На что Серый только улыбнулся. Мягко и терпеливо. В конце концов, ему не пятнадцать лет, он вполне способен подождать. Немножко. Пока она чай допьет.
— Доволен? Теперь убирайся, — уже намного живее высказалась рыжая бестия, сунув пустую кружку ему в руки. — И хватит на меня пялиться.
— О, ты заметила! — искренне обрадовался Сергей. — Значит, не ангина.
— Э… причем тут? — у бестии сделались круглые от удивления глаза.
— При том, — веско сказал Сергей. — Ложись обратно, буду тебя растирать.
— Не будешь, — нахмурилась она и прижала одеяло к груди.
Спорить Сергей не стал. Ни к чему это. Он просто кивнул, легонько толкнул ее в плечо, чтобы упала обратно на подушку. Налил себе в ладонь синего лошадиного геля, нежно улыбнулся Карине.
Она не отворачивалась, а настороженно смотрела на него, комкая одеяло на груди. Очень удачно. Розовые холодные пятки как раз торчали наружу. Их-то Сергей и поймал.
— Прекрати, — сказала Карина не слишком уверенно.
Отвечать он опять же не стал. Ну ясно же, что не прекратит, о чем тут говорить? Настоящие медведи-медоеды никогда не отступают. Только перегруппировываются и роют новый подкоп. К меду.
Сначала он как следует размял и растер левую ногу до колена, затем правую. Гель приятно грел и холодил одновременно, и почти ничем не пах, что Сергею нравилось: рыжая бестия сама по себе пахла просто крышесносно. А зарозовевшие ножки… м… Сергей еле удержался от того, чтобы не расцеловать каждый пальчик. Помогло только нежелание потом отмывать рот от лошадиного геля. Вряд ли он особо вкусный.
Да и Карине вполне хватило массажа, чтобы расслабиться и прикрыть глаза, а под конец даже немножко стонать. Сквозь зубы. Чтобы никто не услышал и не догадался, что ей приятно.
Он и не догадался. Совсем. Ни к чему обижать девушку.
Закончив с массажем, он завернул ее в одеяло целиком и снова пощупал лоб. Губами.
— Ну и сволочь ты, Серый, — устало сообщили ему.
— Ага, — согласился он. — У каждого свои недостатки. Давай еще чайку и бутерброд, а? Чтобы жить в ужасном мире, полном сволочей, надо хорошо питаться.
— Сукин сын, — сообщили ему, — убирайся, я не хочу тебя видеть.
— Закрой глаза, — мирно предложил Сергей. — Покушаешь, поспишь, и все пройдет.
— Пройдет?! — невесть с чего взвилась Карина. — Да ты!..
О, наконец-то скандал и слова через рот, только обрадовался Сергей, как она… заплакала.
Черт. Нечестный прием. Вот что делать, когда женщина плачет, а?
Впрочем… есть один способ. Уже испробованный и одобренный.
Сергей сгреб ее в охапку вместе с одеялом, устроил у себя на коленях и обнял. Молча. Просто прижимал к себе и тихонько поглаживал, обещая: я с тобой.
Глава восемнадцатая
На переломанную душу
Врачи накладывают гипс.
В слоях украдкой прячут радость
И незаконную любовь
(С) Спектор
ВК. Котята с пирожками. Избранное
Карина
Меня всегда пугала слабость. Такая, как при затяжной болезни, когда просто сил нет руки поднять. Когда в голове пусто-пусто. Как в открытом космосе. И нет ни мыслей, ни желаний, ни-че-го. Даже дышать не хочется.
Я настолько боялась такого состояния, что никогда не позволяла себе в него погрузиться. А вот теперь… Я в него рухнула. С разбега, захлебнувшись нелепым «этого просто не может быть, не со мной».
На самом деле, очень в глубине души я была Халком. Я ломала, крушила, не оставляя после себя и пыли. Я просто порвала как тузик грелку Платошечку. Сергею прилетело так, что он вынесся. И его просто не стало. Я застроила сына…
Но все это было… даже не в моем воображении. Потому что сил и на воображение не осталось. Я даже не знаю, где именно прятался Халк. На деле же я чувствовала себя омерзительно безвольной куклой. И гнев, тлеющий во мне, гнев, который не смог затушить даже потоп, был не способен мне помочь.
Как же все-таки ужасна слабость.
И слезы вдруг покатились градом. Но Сергей совершенно зря вздохнул с облегчением. Потому что это была крайняя степень злости. Зашумело в голове. И наконец появились силы. Я оттолкнула медведя. Замоталась в одеяло.
— Карина, — поднялся он.
— Я, должно быть, представляюсь тебе круглой дурой, — тихо сказала я.
Он поморщился:
— Слушай, вот кем я тебя точно не считаю…
— Имя. Профессия. И твои фотографии под носом. Реально, тут же все ими увешано.
— Карин, прости. Я просто хотел, чтобы ты узнала меня поближе. И к тому времени, как я признаюсь, уже…
— Что «уже», Сереж?
— Уже поняла, что я не такой…
— А какой?
— Глупый. Влюбленный. На все согласный, лишь бы ты была рядом.
— Зачем?
— Карин, давай не сейчас, а? Просто ты не очень хорошо себя чувствуешь. А с этим разговором только себя накрутишь. Нам сейчас надо дождаться доктора, убедиться, что с тобой все в порядке. И…
— В порядке… — По щекам снова потекли слезы. — В порядке. Я сомневаюсь, что со мной когда-то будет в порядке.
— Карин, — он поднял на меня совершенно измученные глаза. — Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Сказать, что я сожалею? Да, я сожалею. Потому что надо было зарыть твое начальство, а не отвязываться на тебе. Но… тот дом для меня был больше, чем просто стены и крыша. Понимаешь, это была мечта. И…
— Я ее испоганила. Так что все по справедливости, правда?
— Карина… — у него сделался совершенно несчастный вид.
— Уничтожила твою мечту. Взамен ты уничтожил мою.
— О большой и светлой любви?
Я помотала головой, не в силах говорить о «большой и светлой». О ней — настолько больно, что просто невозможно дышать. И
