Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год
Форменный псих. Он мог отделаться от него, дав ему пинка под зад, но они уже дошли до его двери, и, может быть, следует воспользоваться этим, чтобы получить ответ на вопрос, который он задает себе с Гамбурга.
— Комиссару Шалэ? Вы бредите? Долю чего?
— Не будем играть в кто кого перехитрит. Вы умны, но и я не идиот. Я попал пальцем в небо, считая, что ваш отец успел куда-то переправить денежки, но не пытайтесь меня убедить, что вы на этом успокоитесь.
— А что я, по-вашему, должен делать?
— Разыскать тридцать тысяч фунтов. Должны же они где-нибудь быть, эти проклятые банкноты. Раз Боб никому их не передал в «Ля Куполь» и раз их у него не было с собой, когда он выходил из ресторана, значит он приехал в Париж уже без этих денег. Я думаю, что он не захотел рисковать и тащить их в поезде, где в любой момент могла быть проверка багажа, и он, наверно, зарыл их где-нибудь после своего приземления, решив, что укажет место кому-нибудь из группы «Марс».
— Не думаете ли вы, что я стану перерывать лопатой все поля Франции, чтобы найти пачку гнилой бумаги?
— Не смешите меня, у меня больной желудок. Вы, разумеется, знаете, что в Лондоне сохранились архивы. Нетрудно точно установить место, где был выброшен Боб в ночь с семнадцатого на восемнадцатое февраля. Невозможно мне отправиться в Англию по такому делу, но ничто не препятствует вам этим заняться. Как только мы получим координаты, достаточно прибыть на место и расспросить местных жителей. Очень редко бывает, чтобы кто-нибудь что-нибудь не заметил, даже если дело было зимней ночью. Держу пари, мы очень быстро узнаем, в каком секторе приземлилась наша птичка.
Ему дико хотелось расхохотаться. Стивенсон, «Остров сокровищ», пергаментные карты с нарисованными черепами, ройте на месте скрещенных теней двух пальм возле остроконечного утеса. Если бы ему предсказали что-нибудь подобное, когда ему было десять лет, он бы обезумел от радости.
— Послушайте, я здесь живу, поднимемся ко мне, нам будет удобнее вести наш разговор.
— С величайшим удовольствием, старик! Я вижу, что вы становитесь разумным. Но не думайте, что я на вас злюсь, совсем нет, на вашем месте я вел бы себя, вероятно, так же. Зачем делить, если тебя никто не заставляет? Но с этим покончено? Да? Мы идем локоть к локтю?
— Локоть к локтю... Но, кстати, Боб мог передать свои фунты людям, которые ожидали его на месте высадки?
Рюди замер на ступеньке лестницы, лицо у него побелело, глаза уставились в одну точку.
— Нет, — наконец пробормотал он, — они должны были его выбросить blind (1 Blind — вслепую (англ.).), без встречающего пикета. В сорок четвертом было известно, что иногда наши агенты просачивались в группы Сопротивления, и поэтому предпочтение отдавалось прыжкам blind, чтобы парашютисты не попадали в руки наших людей сразу на месте приземления.
Логический бред маньяка. Он думал о своем сокровище слишком долго, чтобы позволить себе усомниться в его существовании. До самой смерти он будет изобретать все новые и новые доводы, поддерживающие в нем эту веру.
— Входите, прошу вас.
— Кто это?
— Моя мать.
Дверь в кухню была полуоткрыта, и сквозь нее можно было видеть женщину, стиравшую белье в раковине под краном.
— Но вы же сказали, что она умерла?
Прыжок Рюди назад был столь неожидан, что даже не было времени как следует изумиться. Он едва успел сгрести его в охапку и швырнуть в комнату. Потом он захлопнул дверь и запер ее на засов.
Он никогда не задавал себе вопроса, была ли его мать красивой, до того как жизнь наложила на нее маску, ставшую ее лицом, и он не знал, что ненависть может породить красоту. Прекрасная и внушающая ужас в своем порыве ненависти, она надвигалась на них с высоко поднятой головой, с прищуренными глазами, руки по локоть в перчатках из мыльной пены. Она остановилась перед Рюди и сказала приглушенным голосом, почти шепотом:
— Это он приходил сюда утром восемнадцатого февраля за твоим отцом, и это он заставил меня сказать, куда ушел отец.
— Он тебя бил?
— Он до меня не дотронулся. Он вынул револьвер и приставил его дуло ко лбу Шарля, который спал, и он пригрозил мне, что убьет его на моих глазах, если я не скажу. Я знала все встречи, на которые должен был отправиться отец, он не имел права ничего записывать и был так утомлен, что ему изменяла память. Я сказала, что он завтракает в «Ля Куполь». Твой отец заставил меня поклясться, что я не произнесу ни слова даже под пыткой, но мы не подумали о Шарле. Я уверена, что он поддался им, потому что я поддалась первой. Мы никогда об этом не говорили, но я знаю, что он сам дал себя убить, чтобы не думать о моем и споем позоре.
Самым поразительным — после стольких криков, сцен и драм — было ее абсолютное спокойствие, то, как она владела собой и своим голосом. Она сделала еще несколько шагов, и Рюди пятился, отступая, пока не оказался притиснутым к стене — глаза вытаращены, как у ночной птицы, застигнутой рассветом, — прижат к перегородке, как те чучела сов, которых он видел в деревне на дверях овинов. Тогда она подняла обе руки, зажала пальцами щеки мужчины и жестом, которым рвут старую тряпку, врезала в серую кожу десять глубоких борозд: кровь причудливо смешалась с хлопьями пены. Рюди даже не пытался защищаться, но когда он увидел, как ногти поднимаются к его глазам, он заорал во все горло:
— Остановитесь! Выслушайте меня! Вы не знаете правды!
Она опустила руки, и они повисли вдоль туловища.
— Он ничего не сказал. Накануне ареста он заплатил за квартиру, которая им служила центральной явкой, и машинально сунул в карман квитанцию, вместо того чтобы ее выбросить. Ему нельзя поставить это в вину, поймите, это был совершенно измотанный человек. Я нашел квитанцию с адресом, когда обыскивал его на авеню Анри-Мартен.
Теперь наступил черед его матери отшатнуться с лицом, окаменевшим от недоумения.
— Я вам не верю. Мой отец не подставлял бы себя нарочно под пули в Эльзасе, чтобы искупить всего лишь опрометчивый поступок.
— Но он не знал, что была найдена квитанция. Никто этого не знал. Было выгоднее заставить людей из «Марса» поверить в предательство, чтобы их деморализовать. И разумеется, вашему отцу тоже ничего не говорили о квитанции, потому что в тюрьме он мог общаться с другими заключенными. Вероятно, в конце концов ему бы сказали, но так как он бежал...
— У него было время в тюрьме подумать о квитанции.
— Я повторяю вам, это был совершенно измотанный человек. Едва его привезли на авеню Анри-Мартен, как он тут же уснул на стуле. Даже после побега он не смог ничего вспомнить.
Твердая уверенность в том, что ты никого не предал, и невозможность доказать это вдовам расстрелянных, товарищам, которые вернутся из лагерей. Дилемма нашла свое решение на эльзасском шоссе.
— Почему Рихтер мне ничего не сказал?
— Может быть, он забыл. А может быть, он побоялся, не обвините ли вы его в том, что он убил вашего отца своим молчанием.
— А почему вы лгали мне в Гамбурге?
— Я хотел, чтобы вы помогли найти тридцать тысяч фунтов. Мне казалось, что будет проще подбить вас на это, если вы будете считать себя сыном предателя.
Они обменялись с матерью долгим взглядом, потом он сказал таким же спокойным голосом, какой был у нее:
— Убирайтесь прочь.
Он открыл засов и, когда Рюди прошел мимо, ногою сильно пнул его к лестнице. В шум от катившегося вниз по ступенькам тела несколько раз врывался приглушенный крик, потом наступила тишина, потом, как в комических фильмах, завершающая точка — хлопнувшая входная дверь.
Затем он подошел и взял в руки фотографию, стоявшую на камине. Его отец, такой молодой, что казался старшим братом. Луна, усталый солдат, у которого упрямо смыкались ресницы, но на целый месяц он очнулся от своего долгого сна, чтобы вывести сына на ту дорогу, где его самого настигла смерть, но по которой сын должен идти дальше. Он спрятал фотографии и ордена в ящик комода. Он видел в зеркале, что мать смотрела, как он это делает, и он знал, что она с ним согласна.
— Я выйду, — сказал он наконец.
Ему необходимо было движение. Он не остановится теперь после уже сделанных им шагов.
Перевел с французского Н. Разговоров
Трое в океане
«28 апреля 1971 года. 3400 миль к западу от Панамы. В 16.03 вахтенный матрос Казаченко заметил красную сигнальную ракету. Объявлена тревога «Человек за бортом». Делаем поворот на ракету. Бот № 2 подготовлен к спуску на воду. 16.08. Мотобот на воде, отошел по направлению к двум плавсредствам. 16.14. Три человека, маленькая спасательная шлюпка и надувной спасательный плот подняты на борт мотобота... Трое пострадавших, граждане ФРГ Эрих Нейдхард, Зигфрид Швайгхофер и Вольфганг Штельтинг, приняты на борт судна, им оказана необходимая медицинская помощь. 16.52. Дали полный ход вперед».
