Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева
– Устали? Хотите отдохнуть?
– Как прикажете, сэр?
Жариков встал.
– Отдыхайте, Гэб.
Когда он вышел, Гэб напряжённо прислушался к удаляющимся шагам. Что-то всё-таки случилось. Чак не зашёл похвастаться, подразнить его, что руки работают. А он слышал, как Чак прошёл в свою палату. Потом туда прошёл, быстро прошёл, считай, пробежал беляк. И… и всё, потом беляк сюда заявился. Значит, допрыгался Чак. Или язык, или руки распустил, и его… Сегодня Арчи дежурит, хитрый парень. Рот до ушей, а сказать не захочет, так и не скажет. Ага, вроде идёт. Ну, попробуем.
В палату заглянул Арчи.
– Не надо чего?
Гэб повернул голову, глазами попросил подойти, улыбнулся вошедшему.
– Ну? Болит чего?
– Нет. Что с Чаком?
– А-а, – понимающе протянул Арчи. – Он спит.
Гэб недоверчиво хмыкнул.
– С чего это он?
– Проспится, придёт и сам расскажет, – ответил Арчи, умело поправляя подушку.
– Проспится? – переспросил Гэб. – Это где он напиться сумел?
Арчи недовольно сжал губы.
– Слушай, я сказал. Встанет, придёт и сам тебе всё расскажет. Если захочет.
– Ладно, – не стал спорить Гэб.
И, когда Арчи ушёл, тихо злобно выругался. Точно, допрыгался Чак, и его обработали. Током или ещё чем. И бросили отлёживаться. Чак-то с руками уже, ценность опять заимел, вот и ломают его. Под нового хозяина. Дурак Чак, всё на морде всегда написано. На силу свою всё надеется и не бережётся. Вот его и ломают. А раньше покоришься – меньше колотушек получишь. А Чак… Чака всегда ломали. Дурак.
Гэб вздохнул. Ему остаётся лежать и ждать, когда опять заработают руки. У Чака же заработали. Он-то глупить не будет. Зачем нарываться? Не всё ли равно, кому угождать, все ж беляки одинаковы. Но показывать, что ты это понимаешь, нельзя.
Он медленно перекатил по подушке голову и посмотрел в окно. На чёрных ветвях белые полоски снега. Не стаял ещё, значит, холодно. Зима. Холодный белый свет за окном. Будь оно всё проклято, надоело ему всё. И ничего, ничего он не может изменить. Ничего. Что ему назначено, то и будет. Назначено белыми. И жизнь, и смерть. Родиться по приказу, жить по приказу и умереть по приказу. Вот и всё. А всё остальное – одни слова. Белый обман. Как снег.
Гэб закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Пока его не трогают. Пока он сам с собой, сам по себе.
Алабама
Колумбия
С наступлением холодов пошли радикулиты, застуженные суставы и мышцы. Лечебный массаж – это уже посложнее. И подороже. Но они справлялись. И деньги копились. Роб уже не так психовал из-за каждой покупки. А покупали они много. Одежда, еда… У них своё дело, им не то что в рабском, в обносках нельзя ходить: клиентов отпугнут. Значит, всё не на толкучке покупать, а в магазинах. Не в центральных, конечно, но на соседних улицах, где попроще, но всё-таки. Их уже знали и продавали им без звука. Да и платили они наличными, в долг не брали. А в Цветном только на тамошней Мейн-стрит, уж там-то… И с продуктами так же. На еде экономить нельзя. Им теперь – как всем на этой улице – каждое утро оставляли на боковом «жилом» крыльце три бутылки молока. И мясо в лавке отпускали хорошее. Крупу покупали чистую, а не сорную смесь. Хорошо!
Найджел тщательно размёл от снега обе дорожки и крылечки. Вот так. На газоне пусть себе лежит, стает – так стает, а дорожки должны быть чистыми. Вот так. И вот так.
– Найдж, готово? – это Мет зовёт. – Есть иди.
– Иду.
Найджел оглядел свою работу и пошёл по дорожке, чтобы не топтать белый газон, к дому. Когда он подходил к боковому крыльцу, его окликнули из-за изгороди:
– Добрый вечер, Найджел.
– Добрый вечер, миссис Энтони, – улыбнулся он в ответ.
– Как холодно сегодня.
– Да, мэм. Настоящая зима, мэм.
И они, ещё раз обменявшись улыбками, разошлись. Миссис Энтони первая из соседей стала здороваться с ними и разговаривать о погоде. Сложив на террасе, которую они использовали как хозяйственную кладовку, лопату и метлу, Найджел вошёл в дом. И, поднимаясь по лестнице, почувствовал, что замёрз.
Роб и Мет уже сидели за столом. Найджел прямо на кухне вымыл под краном руки, вытер кухонным полотенцем и сел на своё место.
– Что так долго? – Метьюз оглядел полные миски.
– Неужто снегу так много? – удивился Роберт.
– Или замёрз, руки не гнулись? – поддержал его Метьюз.
– Ну, так мы теперь в куртке работать не будем. Пофорсить надо.
Найджел молча слушал эти подначки и подколки. Его дразнят форсом, Роба скупостью, Мета – заботой об остальных. Всё нормально, они втроём, они вместе. Всё выдержали, смогли, насмерть друг за друга стояли. И сейчас… что ни случись, он не один. И Роб. И Мет. Их трое.
– Ты не заболел, Найдж?
В голосе Метьюза прозвучала уже настоящая тревога, и Найджел оторвался от каши.
– Нет, а что?
– А не отругиваешься, – ухмыльнулся Роберт.
Найджел улыбнулся.
– Так на правду знаешь, кто обижается? Я ж не такой, на вас не похож.
Роберт, а за ним и Метьюз с удовольствием расхохотались. Рассмеялся и Найджел.
– Ну вот, теперь, как обычно, – отсмеялся Метьюз. – А то сидишь такой тихий…
– Могу и побуянить, – предложил, поддерживая шутку, Найджел.
Они доели кашу и уже не спеша, в удовольствие, приступили ко второй кружке кофе.
– Может, конфет купим? – предложил Метьюз.
– А чем тебя сахар не устраивает? – поинтересовался Роберт. – Или деньги руки жгут? Лучше уж из посуды чего прикупить.
– А с красивой тарелки и сорная каша вкуснее, – очень серьёзно кивнул Найджел.
– Я т-те поязвлю, – пообещал Роберт. – Занавески на окнах у нас всюду, по всему этажу…
– Шкаф для одежды нужен. Гардероб, – сразу сказал Метьюз.
– Четыре шкафа, – кивнул Найджел.
– Это куда столько? – сразу насторожился Роберт.
– В холл для верхнего и каждому в комнату.
– Для верхнего у нас вешалка есть.
– Доска с гвоздями?
– Ну, вешалку надо, согласен.
– И гардероб. Так у нас и будет всё на полу в тряпочках лежать?
– Гардероб один можно. Большой. Поставим в холле. Туда костюмы повесим и всё такое. А бельё…
– Для белья комод можно. С ящиками.
– Тоже одного хватит.
– Ага! Трусы переодеть в холл будем бегать.
– А ты кого застеснялся?
– Найдж прав. Надо, чтоб в спальнях было. Холл заставим, так где тянуться будем?
– Тоже верно, – вынужденно кивнул Роберт. – Но столько сразу не потянем.
– А
